Античный анекдот - страница 21
Речь у послов получилась чересчур длинной. Когда они наконец замолчали, Клеомен сказал:
— Начала речи я не запомнил, потому середину ее не понял, а конец ее — не одобряю!
Какой-то хилый софист долго разглагольствовал о мужестве. Слушая его, Клеомен открыто смеялся.
Софиста это взорвало:
— Чего смеешься, когда речь идет о мужестве?
Царь ответил:
— Я поступил бы точно так же, если бы о мужестве заговорила со мною ласточка. А вот если бы орел — о, тогда я слушал бы внимательно!
Кто-то очень хотел представить царю Клеомену одного искусного музыканта:
— Да ведь это лучший музыкант изо всех эллинов!
Царь улыбнулся:
— Ну и что? А вот это у меня кашевар, лучший изо всех эллинских кашеваров! Но я же никого не заставляю знакомиться с ним!
Клеомена спросили:
— Вот ваши соседи, аргосцы, все время на вас нападают и нападают. Почему вы их не уничтожите?
— Нельзя! — покачал головою Клеомен. — Нашей молодежи на ком-то нужно упражняться в своем воинском умении!
Филипп Македонский говаривал:
— Осел с мешком золота возьмет любую крепость!
Когда надо, Филипп Македонский проявлял удивительную выдержку.
Как-то в числе афинских послов явился к нему некто Демохар, человек невероятно злоязычный и дерзкий. Выслушав послов, Филипп весьма учтиво спросил:
— Что бы мне надлежало сделать, чтобы угодить наконец афинскому государству?
Демохар, зная ненависть афинян к Филиппу, тут же крикнул:
— Возьми да удавись!
Пораженные такой выходкой, афинские послы уже приготовились к жестокой казни.
Но Филипп приказал их мирно отпустить, вместе с Демохаром. На прощание заметил:
— Передайте там, в Афинах, что большей гордыней обладают те, кто говорит нечто подобное, нежели те, кто отпускает говорящих подобное безо всякого для них наказания!
Филипп Македонский, выслушав, как славно играет на кифаре его сын Александр, не одобрил занятий царевича.
— Не стыдно ли тебе, — сказал он в сердцах, — так отлично играть? С царя довольно и того, что у него находится время послушать игру других музыкантов!
После победы под Херонеей Филипп Македонский так возгордился своими успехами, что вынужден был спасаться придуманным им же средством: назначил особого раба, чтобы тот каждое утро трижды кричал перед ним такие слова:
— Помни, что ты человек! Помни, что ты человек! Помни, что ты человек!
Как-то неожиданно встретились македонский царь Филипп и бывший сиракузский тиран Дионисий Младший. Филипп находился в блеске славы и могущества, а Дионисий, изгнанный из отечества, спасался, как известно, от голодной смерти тем, что обучал коринфских мальчишек грамоте.
Филипп поинтересовался:
— Как же это ты не удержал в своих руках такие богатства?
Дионисий только вздохнул:
— Мой отец, Дионисий Старший, оставил мне все-все, но не свое счастье!
Филипп Македонский послал гонцов к скифскому царю Атею, чтобы объявить ему войну.
Царь Атей как раз чистил скребницею лихого коня. Закончив свое занятие в присутствии македонцев, он спросил:
— А что, ваш царь тоже умеет это делать?
Гонцы озадаченно пожали плечами:
— Нет!
Скифский царь искренне удивился:
— Да как же он может идти на меня войною?
Царь Филипп любил повторять:
— Эх, и завидую я афинянам! Они каждый год находят у себя целых десять полководцев, чтобы избрать их на должности стратегов. А я вот, несчастный, за много лет отыскал в Македонии только одного дельного полководца — Пармениона.
Победив эллинов под Херонеей, Филипп Македонский никак не хотел ставить в их городах свои оккупационные отряды.
— Уж лучше мне, — считал он, — долгое время слыть хорошим, нежели очень короткое — притеснителем.
Ведя судебное заседание, Филипп Македонский закрыл свой единственный глаз (второй потерял в сражении) и весьма основательно вздремнул. То ли накануне крепко выпил, то ли уж очень устал. Очнувшись, царь тут же изрек такой неожиданный и несправедливый приговор, что осужденный начал громко вопить:
— Я иду к другому судье! Эй, судья! Эй, судья! Давай скорее сюда!
Филипп широко открыл уцелевший глаз:
— Кого зовешь? К кому идешь?
— Да к тебе же, государь! — сказал обиженный. — Ты должен проснуться и внимательно меня выслушать!