Антология современной польской драматургии - страница 62
БОГУСЬ. Да пошла ты.
МОНИКА. Ладно, если хочешь, давай встретимся.
>БОГУСЬ молчит.
МОНИКА. Ты симпатичный. Очень симпатичный.
БОГУСЬ. Музыка офигенная.
МОНИКА. Тебе нравится? Не прикалываешься? Серьезно? Я тебе запишу. У Эмиля на той неделе был день рождения, я ему записала.
>БОГУСЬ молчит.
МОНИКА. Где ты хочешь, чтоб мы встретились? Ну, говори — где?
БОГУСЬ. На горке, за домами.
МОНИКА. Никогда не была. Классно там?
БОГУСЬ. Оттуда весь микрорайон виден.
МОНИКА. Супер. Во сколько?
БОГУСЬ. Вечером. В шесть.
МОНИКА(кивает, улыбается). Вот видишь, у нас что-то начинает получаться.
>В комнате ИРЕНЫ. БОГУСЬ и ИРЕНА собирают обломки пластинок Кравчика.
ИРЕНА(со слезами на глазах). Я собирала их 25 лет.
БОГУСЬ. Ма, это еще не самое худшее. Самый мелкий из них сказал, что, если я не принесу бабки, они меня грохнут.
ИРЕНА. Двадцать тысяч — огромные деньги, а у меня ничего нет.
БОГУСЬ. Ма, я бы у тебя и так не взял ни гроша.
ИРЕНА. Но если это может тебя спасти, я поспрашиваю у знакомых.
БОГУСЬ. Ма, да я выкручусь.
ИРЕНА. Как?
БОГУСЬ. У меня есть план, поверь.
ИРЕНА. Это все из-за того, что ты как бешеный. Никак не научишься держать себя в руках.
БОГУСЬ. Мама, я их ненавижу. Им совсем немного осталось, чтоб окончательно скурвиться.
ИРЕНА. Сынок, я тоже была молодой. Одеяло на чердаке, первый альбом «Два плюс один», и чувствовала я то же самое. Я знаю, как легко сейчас превратиться в какое-нибудь чмо в костюме. Не успеешь оглянуться, как перестаешь быть самим собой.
БОГУСЬ. Мам, я всегда буду самим собой. Клянусь. Никогда сукой не стану.
ИРЕНА(смотрит на обломки пластинок). Я хочу, чтоб ты знал: я не боюсь бандитов. Я-то смогу дать им отпор. Со мной в жизни и не такое бывало. Твой отец ушел, потому что пил и устраивал нам адскую жизнь. А ты, конечно, очень задиристый, но человеком станешь, не сомневаюсь. Я столько лет справлялась со всем одна — всю жизнь боролась. Если надо будет, и сейчас повоюю.
БОГУСЬ. Мам, я сам должен с этим разобраться. Даю тебе слово — я их всех сделаю.
ИРЕНА. Смелые слова, малыш. Они напоминают мне о первой встрече с Кшисеком, которая перевернула мою жизнь. Это было весной 80-го года, я тогда техникум заканчивала. Кшисек давал два концерта в Гливице. День был необыкновенный — в воздухе висело ожидание чуда. После концерта я обманула охранников и через задний вход пробралась в гостиницу, где ночевал Кшисек перед тем, как вернуться в Варшаву. Я не собиралась с ним спать, ничего такого, я же не шлюха какая-то. Хотела только сказать ему пару слов, ну, понимаешь, поговорить с кумиром. И вот я ходила, ходила по гостинице. Я знала: если меня заметит кто-нибудь из персонала, меня тут же выставят. Бродила по коридорам в надежде, что мне повезет, молилась, чтоб его встретить. Кто я тогда была? Соплячка, которой попадались только чмошники, козлы и придурки. Меня мучила одна мысль, один вопрос — «как жить»? И я знала, что только настоящий мужчина — такой, как Кшиштоф, — знает ответ на этот вопрос. Прошло несколько часов, я шаталась по гостинице, а его все не было. Я стала терять надежду. Думала, все уже. Пора выметаться из гостиницы и ночным поездом ехать домой. Ходила туда-сюда, повторяя про себя слова его песен, и вдруг на седьмом этаже, когда я пела «Я уже иду» — да, именно на этих словах, — увидела его: он шел ко мне! Это было настоящее чудо… Он шел от двери к двери, держась за стены — наверное, дико устал после концерта. Я подошла к нему, посмотрела прямо в глаза и спросила: «Как жить?» А он остановился, сел, как-то странно, очень внимательно на меня посмотрел и сказал… «Живи так, будто каждый день — последний. И даже если тяжек груз судьбы, иди, иди вперед — и с песней».
>Кшиштоф Кравчик с грохотом падает на пол. Ирена провожает его взглядом.
>Снова квартира БОГУСЯ. ИРЕНА докуривает очередную сигарету.
ИРЕНА. Он знал! Мы расстались утром. Он обещал, что никогда меня не забудет.
БОГУСЬ(внимательно смотрит на мать). Ма, а может, я внебрачный сын Кшиштофа Кравчика?
ИРЕНА. К сожалению, сынок, ты брачный сын своего отца-козла.