Арабская поэзия средних веков - страница 30
Твои дары, о мой халиф, дошли теперь и до меня,
Восторгом душу окрылив, печаль постыдную гоня.
В твой край стремится мой верблюд, и крутизна горы Биран
Для стройных ног его — не труд, когда манит приветный стан.
Ему обильный водопой награда после пыльных круч.
А для моей любви слепой блеснул надежды робкий луч.
«Неприметный кувшин…»
Неприметный кувшин, искрометной наполненный влагой,
Стал похож на звезду, что пьянит небывалой отвагой.
Перед нами бутыль, для которой года не обуза —
Для вина далеки ль времена даже сына Хурмуза>{78}!..
С той бутыли печать мы сегодня беспечно сорвали,
Чтоб напиток почать, вызревавший так долго в подвале.
И пускай седина предвещает конец безотрадный —
Мы с утра дотемна будем пить буйный сок виноградный.
За него мы взялись на рассвете, а кончим к закату.
Встречу смерть во хмелю — не замечу я жизни утрату.
«Вы, о всадники, мощных верблюдов…»
Вы, о всадники, мощных верблюдов гонящие вдаль,
В тот предел, где я буду в ближайшие годы едва ль,—
Если вам, одолев столько трудностей неимоверных,
Доведется узреть повелителя всех правоверных,
Передайте мои, порожденные честью, слова:
«Та земля, что лежала в руинах, уже не мертва.
Покорился Ирак властелину арабского мира,
И отрады полно все, что было уныло и сиро.
Твой пылающий меч ниспослал всемогущий Аллах,
Чтобы стая врагов пожалела о подлых делах.
Чтобы головы прочь послетали во времени скором
У отступников тех, что казнимы на рынках с позором.
Сам Аллах ниспослал правоверным такого борца,
Что готов был сражаться за дело его до конца.
И когда зарычала война, жаждой крови пылая,
Рухнул меч твой на темя глупца, как звезда огневая.
Ты — наместник Аллаха, пришедший по праву сюда.
Потому и победа с тобой неразлучна всегда.
Над мекканским лжецом>{80}, что посеял обман и разруху,
Разразилась гроза, ударяя по зренью и слуху.
Рухнул, череп дробя, на него с высоты небосвод.
А предательства плод не свалился в разинутый рот.
Этот враг был из тех, что наводят пустые порядки,—
Лил и лил свое масло в дырявый бурдюк без оглядки.
По вине честолюбца, который упрямей осла,
Бестолковая смута губила людей без числа.
И народ возопил, чтоб Аллах ниспослал нам халифа,
Ниспослал нам того, кто изгнал бы шакала и грифа.
Ведь Аллах милосерд и всегда открывает свой слух
Для людей, чей поник в нищете истомившийся дух.
Презирая скотов, ожиревших на привязи в стойле,
Ценит он скакунов, что в кровавом нуждаются пойле.
Зарычала война и, вонзив стремена, полетел
За отрядом отряд, нарушая привычный предел.
На поджарых сирийских конях мы промчались, могучи
По равнинам Востока, где пыль заклубилась, как тучи
По равнинам Востока скакал за отрядом отряд.
Войско Мусаба>{81} наземь валил этот яростный град.
О герой, ты сметал, словно буря, любые преграды,
И мятежники пали, прося на коленях пощады.
Одержавший победу в жестокой, но правой войне,
Навсегда утвердился ты в этой немирной стране.
Мы слетели орлами с горячих высот небосклона,
И казались крылами твои боевые знамена.
Были копья красны, словно клювы неистовых птиц,
Их омывших в крови нечестивцев, поверженных ниц.
И высоко взносились погибших злосчастные души
Над колодцами смерти, над безднами моря и суши.
Наши копья пылали, военную славу неся,
И земля закраснела в ту пору, наверное, вся.
Но умолкли тревоги, минула година раскола,
И достойнейший твердо взошел по ступеням престола.
И в одежды Османа>{82} его облачил сам Аллах,
Лучший род утверждая на гордых и мудрых делах.
И хранят это право надежные копья и латы,
И знамена твои, как в тревожные годы, крылаты».
«Перед юной насмешницей вновь…»
Перед юной насмешницей вновь подвергаюсь искусу,
Над моей сединой хохотать ей, как видно, по вкусу.
То подходит поближе, то вдруг отбегает опять,
Любопытная, как страусенок, — попробуй поймать!..
Горожанка, свой стан изогнувшая под покрывалом,—
Да ведь это погибель, сравнимая с горным обвалом!
Эта хищница нежная львице коварной сродни:
Загляни ей в глаза — прямо в сердце вонзятся они!..
Как потерянный бродишь, осилен любовным дурманом,
И стократно пасуешь, увы, перед женским обманом.
Хоть люблю, говорю я строптивому сердцу: «Забудь!»
К светлокожей красавице, нет, не направлю свой путь.