Арфа Серафима: Стихотворения и переводы - страница 13
Куда бежать? На улице — черно.
Промокший тополь тычется в окно.
Но и под страхом смертного конца
не повернуть любимого лица
ни окликом, ни стоном, ни стихом.
Лишь сердце бьётся в воздухе глухом.
1985
«Мне уже больше не хочется жить…»
Мне уже больше не хочется жить.
Мёртвые письма твои ворошить.
Боже, каким я бесчувственным стал!
Как от себя я смертельно устал!
Чаще, всё чаще в мучительном сне
белый челнок приплывает ко мне.
Не возмущая поверхности вод,
по отраженному небу плывёт.
Машет оттуда мне чёрным веслом
сгорбленный горьким своим ремеслом
новый мой спутник, спокойный на вид.
Ветер лохмотья на нём шевелит.
Я его жду на пустом берегу,
жёлтую тень окуная в реку,
не оставляя следов на песке, с
медной монетой в холодной руке.
1986
Музыка
Не мучайся, не плачь — она немилосердна.
Дыханье затая, прислушивайся к ней.
Как будто всё в себе ты чувствуешь посмертно:
она в тебе звучит, и нет её родней.
Ты суетен и слаб, а в ней — такая мука…
Ты лжёшь себе ещё об участи иной.
Но ты отдашь ей всё: любимую и друга,
ребёнка и сестру, отчизну и покой.
И устыдишься сам ничтожной этой дани.
Но в страшные часы ты проклянёшь её.
И не найдёшь в себе ни слёз, ни оправданий,
поскольку в ней одной — спасение твоё.
Ты напоишь себя лишь мёртвою водою
прощенья и любви, обиды и вины,
когда не обделён ты большею бедою,
и ею лишь одной уста опалены.
И сладким ядом вновь она вольётся в уши.
Желанною змеёй твою ужалит тишь.
В глухонемую ночь она тебя задушит,
чтоб выжить ей самой. И ты ей всё простишь.
1986
«Жизнь против стрелки часовой…»
Жизнь против стрелки часовой
к небытию стремится.
Там рыбы с крыльями со мной
и с плавниками птицы.
А я — всё младше под конец.
И в дождевом накрапе
так страшно молод мой отец
в нелепой чёрной шляпе.
По тёмным водам Стикса вплавь
вернётся гость из рая,
во снах, опередивших явь,
подарки раздавая.
И наступают времена,
похожие на грёзы,
где, несмышлёного, меня
целуют прямо в слёзы.
Всё так туманно, мир так пуст…
И всё потусторонней
прикосновенья чьих-то уст,
дыханий и ладоней…
1986
«Всю ночь, всю ночь ты снилась мне с другим…»
Всю ночь, всю ночь ты снилась мне с другим.
И наяву сильнее сердце билось.
И страсть того, кто был тобой любим,
вокруг меня, как облако, клубилась.
Всю ночь меня сжигал его огонь,
едва лишь руки ты к нему простёрла.
Всю ночь тебя ласкавшая ладонь
мне беспощадно сдавливала горло.
Так труден вздох был мне, что я на том
конце земли ловил твоё дыханье,
от ласки учащённое… С трудом
я обретал померкшее сознанье.
И долго, словно рыба на песке,
чьи жабры содрогались вхолостую,
я мучился, и жилка на виске
перегоняла кровь мою слепую.
Я открывал глаза на Божий мир
и слушал дождь над улицей пустою,
и суету проснувшихся квартир,
и сердце, поражённое тоскою…
1986
Ангел
Я уже не верил в чудо,
но услышал голос твой:
«Хочешь, ангелом я буду
в изголовье над тобой?»
Милый ангел, поздно очень о
казался рядом ты.
Не страшны мне больше ночи,
дни мои не так пусты.
Помнишь, как тебя я прежде
из последних самых сил
в лёгкой облачной одежде
прилететь ко мне просил?
Как тебя бы полюбил я!
Как бы стало нам светло!
А теперь твои мне крылья
грудь сдавили тяжело.
Улетай же ради Бога!
Нам не весело вдвоём.
Милый ангел, слишком много
света в облике твоём!
Слишком позднее свиданье
нам сулили небеса.
Слишком позднее сиянье
обожгло мои глаза.
Что ты, милый, я не плачу!
Даже плакать не могу.
Я глаза от света прячу
и дыханье берегу.
Что ты, милый! Бог с тобою!
Я спокоен, отчего ж
сам ты плачешь надо мною,
крылья на руки кладёшь?
Полно, милый! Ну не надо!
Что так жалобно приник?
Всё равно ведь сердце радо,
что ты всё-таки возник.
Ты сдержал ведь обещанье:
появился рядом ты.
Пожелай мне на прощанье
очень лёгкой темноты.
Я, как милую надежду,
отпущу тебя к другим.
Влажный край твоей одежды
поднесу к губам своим.
1986
Больница
Ирине Хроловой
Спи, родная… Смятенье моё
к изголовью прильнуло с мольбою:
— Если только страданье твоё
не пробудится вместе с тобою!..
Заоконный фонарь кружева
отрешённо плетёт на паркете.
— Если только ты будешь жива,
если только ты будешь на свете…
Если только твоя тишина
не внушала бы мне опасенья!
Если всё-таки боль нам дана
не для гибели, а во спасенье…
Если всё-таки выживем мы,