Архитектор Сталина: документальная повесть - страница 31

Были конфискованы золотые часы — награда наркомата обороны за проектирование и строительство лучшего в Европе санатория, уютная дача при станции Загорянка Ярославской железной дороги, построенная на трудовые средства архитектора, и многое другое. Мержанов спросил, в какой суд можно обратиться для обжалования постановления. Сотрудник НКВД объяснил, что выше особого совещания суда нет. Его постановление обжалованию не подлежит.

Сергей Борисович Мержанов, вспоминая рассказ деда, писал: «Уже через много лет, встречаясь с К. Ворошиловым и А. Микояном, он убедился, что даже в это страшное и непредсказуемое время, когда арестовать могли практически любого, то, что произошло с ним, было воспринято в кремлевских кругах с удивлением. Члены правительства атаковали Берию единственным вопросом, за что арестован Мержанов? Берия с деланым сожалением сказал: „Мне самому неприятно, но он во всем сознался“».

Приговор немедленно вступил в силу. Из внутренней тюрьмы центрального аппарата НКГБ СССР в Москве осужденного возили по тюрьмам НКВД столицы.

В мае 1944 года Мержанова с большой группой осужденных привезли «на воронке», специальном тюремном автобусе, на товарный двор за Ярославским вокзалом, поместили в «телятник», четырехосный грузовой вагон с нарами, с зарешеченными люками, задвинули двери и заперли на большой висячий замок. Рядом для охраны прицепили двухосный вагон — теплушку с тормозной площадкой, на которой ехали два вооруженных конвоира с немецкой овчаркой. Ехали меньше, чем стояли. На остановках в приоткрытую дверь заключенные выносили «параши», получали бачки с баландой и кашей из недоваренной пшеницы. Две буханки хлеба расхватывались «паханами» и ворами прямо у двери. Другим хлеб не доставался. Много раз архитектор был «начальником параш» и «разводящим» похлебки без хлеба.

С болью в сердце представляется мне пребывание высококультурного, интеллигентного Мирона Ивановича Мержанова, получившего еще гимназическое воспитание, под приглядом грубой охраны, в среде потерявших человеческий облик уголовников, извергавших ругань и похабщину. Каким терпением должен был обладать благородный зодчий, чтобы все это выносить, чтобы не потерять себя.

Родственники его вспоминают, что, пройдя через длительное лихолетье, он сумел сохранить высокую культуру и этику поведения в быту и все то, прекрасное, чем прежде была наполнена его душа. Словно стараясь наверстать упущенное, он обычное домашнее каждодневное застолье превращал в празднество, прием пищи — в обрядовое наслаждение. Обеденный стол сервировал, как в ресторане высшего класса: ложки, вилки, ножи укладывал на хрустальные граненые подставочки, не пренебрегал салфетками и разнокалиберной посудой. С необыкновенным удовольствием готовил сам, например, рыбу с картофелем. Заливал ее яйцом, посыпал обязательно зеленью и ставил в духовку для обжаривания. Своеобразно готовил многослойные бутерброды: разрезал вдоль длинную булочку, намазывал половинки маслом и помещал их в тестер. Когда масло расплавлялось и пропитывало мякиш, клал на него ломтики сыра, ветчины, колбасы. Вино употреблял только высшего качества и небольшими дозами. Очень стал любить черный кофе. Но это все было потом. А пока…

Перед Уралом заключенных перегнали в специальный пассажирский вагон — тюрьму. Здесь были окна, хотя и с массивными решетками. Через них виднелась заветная воля. Вагон часто цепляли к «500-веселым» поездам — багажно-пассажирским эшелонам, которые в расписании значились под номерами, начинавшимися с цифры 500.

За Уралом города и поселки радостно озарялись светом. Светомаскировка здесь не вводилась: фронт далеко. О войне напоминали лишь санитарные поезда с большими красными крестами на стенах вагонов, встречные транспорты с военной техникой да солдатами — юнцами, призванными добивать фрицев. Чувствовалось приближение победы. Заключенные (большинство их было дезертирами из армии, успевшими стать ворами, грабителями) на остановках справлялись о сводках Совинформбюро. Они были уверены, что победа принесет им амнистию. Мержанов тоже ждал амнистию, но он ждал победного окончания войны, как патриот своей Родины, и нередко вспоминал своего брата Мартына — специального корреспондента центральной коммунистической газеты «Правда», который как член ВКП(б) с первых дней находился на фронте: «Жив ли он?»