Аристотель и Данте открывают тайны вселенной - страница 10

Я заметил, что его улыбка стала немного грустной. Может быть, каждый из нас в немного грустит. Может быть.

— Ари, я стараюсь не стыдиться этого.

Я прекрасно знал, что значит стыд. Только в отличие от меня, Данте знал причину своего стыда. А я нет.

Данте. Он мне очень нравился. Очень, очень нравился.

ВОСЕМЬ

Я наблюдал, как отец листает страницы. Было очевидно, что ему нравится эта книга. И благодаря этой книге я узнал кое-что новое о своем отце. Прежде чем пойти на флот, он изучал искусство. Это никак не вписывалось в мое представление об отце. Но мне нравилась эта идея.

Однажды вечером, изучая книгу, он подозвал меня к себе.

— Посмотри, — сказал он, — это фреска Ороско.

Я взглянул на репродукцию в книге. Но меня больше заинтересовал палец отца, которым он указывал на картину. Этот палец нажимал на курок во время войны. Этот палец прикасался к моей маме в самых интимных местах. Мне хотелось сказать что-нибудь, задать вопрос. Но я не мог. У меня в горле застрял ком. Я просто кивнул.

Я никогда не думал, что мой отец разбирается в искусстве. Я видел в нем только бывшего моряка, который стал почтальоном после того как вернулся из Вьетнама. Бывший моряк, который не любит разговаривать.

Бывший моряк, а в настоящем почтальон, который вернулся с войны, и заделал еще одного сына. Я не думаю, что отец хотел моего рождения. Скорей всего этого хотела моя мама. Не то чтобы я знал, чьей идей было завести еще одного ребенка. В моей голове было много мыслей по этому поводу.

Я мог бы задать отцу кучу вопросов. Мог бы. Но что-то в его взгляде, в выражении его лица останавливало меня. Я думаю, что он не хотел, чтобы я узнал его поближе. Поэтому я просто коллекционировал подсказки. То, что отцу понравилась эта книга по искусству, стало еще одной подсказкой в мою копилку. В один прекрасный день все подсказки соединятся в единую картину. И я разгадаю своего отца.

ДЕВЯТЬ

Однажды после плавания мы с Данте решили прогуляться. Мы остановились в супермаркете. Он купил Колу и арахис.

А я купил карамельно-арахисовый батончик.

Данте предложил мне Колу.

— Не люблю Колу, — сказал я.

— Это странно.

— Почему?

— Все любят Колу.

— А я не люблю.

— А что ты любишь?

— Кофе и чай.

— Это странно.

— Хорошо, я странный. Только заткнись.

Он рассмеялся. Мы пошли дальше. Наверное, нам просто не хотелось идти домой. Мы говорили о разных вещах. Глупых вещах. И вдруг Данте спросил меня:

— Почему мексиканцы так любят прозвища?

— Не знаю. Разве?

— Да. Ты знаешь, как мои тети называют мою маму? Они зовут её Чоле.

— Ее зовут Соледад?

— Вот видишь, о чем я, Ари. Ты знаешь. Ты знаешь прозвище к имени Соледад. Зачем оно вообще? Почему они не могут называть её Соледад? Почему Чоле? Откуда взялась кличка Чоле?

— Почему тебя это так волнует?

— Я не знаю. Просто это странно.

— Это слово дня?

Он рассмеялся и проглотил несколько орешков.

— А у твоей мамы есть прозвище?

— Лили. Её зовут Лилиана.

— Красивое имя.

— Так же, как и Соледад.

— Я так не думаю. Тебе бы понравилось, если бы тебя звали Изоляция?

— А еще оно может означать одиночество, — сказал я.

— Понимаешь? Какое печальное имя.

— А я так не думаю. Мне кажется, что это красивое имя. И оно очень идет твоей маме, — сказал я.

— Может быть и так. Зато имя Сэм прекрасно подходит моему отцу.

— Ага.

— А как зовут твоего отца?

— Джейми.

— Мне нравится это имя.

— Его настоящее имя Сантьяго.

Данте заулыбался.

— Теперь ты понял, что я имел в виду, говоря о прозвищах?

— Тебя волнует то, что ты мексиканец, разве нет?

— Нет.

Я посмотрел на него.

— Ну да, да, меня это беспокоит.

Я предложил ему батончик.

Он немного откусил.

— Я не знаю, — сказал он.

— Конечно, это тебя беспокоит, — сказал я.

— Знаешь, что я думаю, Ари? Мне кажется, я не нравлюсь мексиканцам.

— Это звучит очень странно, — сказал я.

— Странно, — сказал Данте.

— Странно, — повторил я.

ДЕСЯТЬ

Однажды безлунной ночью, мы с родителями Данте отправились в пустыню полюбоваться звездным небом в новый телескоп. По дороге Данте и его отец вместе подпевали группе «Битлз». И то, что это у них не совсем хорошо получалось, их совсем не волновало.

Они часто обнимали друг друга. Это была семья поцелуев и объятий. Каждый раз, когда Данте возвращался домой, он целовал в щечку своих родителей, или они целовали его, словно это было совершенно нормально.