Аристотель и Данте открывают тайны вселенной - страница 17

стр.

— Не воспринимай шутки отца так буквально, Ари. Он всего лишь хотел сказать, что президент Рейган, по его мнению, слишком деспотичен.

— Я знаю, что он имел в виду. Так же, как и ты понимаешь, что я имею в виду.

— Я тебя поняла, Ари. Но ты все равно не выйдешь из дома.

— Я просто хочу выбраться отсюда. Я схожу сума.

Она встала, подошла ко мне и сказала:

— Мне жаль, что ты считаешь, что я слишком строга с тобой. Но у меня на это есть причины. Когда ты подрастешь…

— Ты всегда так говоришь. Мне пятнадцать. Сколько мне должно исполниться, мам, прежде чем ты поймешь, что я уже не маленький мальчик?

Она взяла мою руку и поцеловала.

— Для меня ты всегда ребенок, — прошептала она. По её щекам катились слезы. Я не мог понять, что происходит. Сначала Данте, потом я, теперь мама. Может быть слезами можно заразиться так же, как и простудой?

— Все хорошо, мам, — прошептал я и улыбнулся ей. Я надеялся, что она объяснит причину своих слез. — Ты в порядке?

— Да, — сказала она, — все хорошо.

— Я так не думаю.

— Я стараюсь не сильно волноваться за тебя.

— Почему ты волнуешься? Это был просто грипп.

— Я говорю не об этом.

— А о чем?

— О том, чем ты занимаешься вне дома.

— Всякой ерундой.

— У тебя даже нет друзей.

Она вдруг осеклась и закрыла рот рукой.

Мне хотелось возненавидеть её за такие обвинения.

— А мне никто и не нужен. И как у меня могут появиться друзья, если ты даже не выпускаешь меня из дома? И кстати, у меня есть друзья, мам. Школьные друзья и Данте. Он мой друг.

— Ах да, Данте, — сказала она.

— Да, — сказал я — Данте.

— Я рада за Данте.

— Я в порядке, мам. Я не тот тип парней… — я не знал, что сказать. — Я просто другой, — сказал я. Я даже сам не понял, что я имел в виду.

— Знаешь, что я думаю?

Я не хотел знать, что она думает. Но мне придется выслушать её.

— Конечно, — сказал я.

Она проигнорировала мой сарказм.

— Я думаю, что ты не догадываешься, насколько сильно мы тебя любим.

— Я знаю.

Она хотела что-то сказать, но передумала.

— Ари, я просто хочу, чтобы ты был счастлив.

Мне хотелось объяснить ей, что мне трудно быть счастливым. Но я думаю, что она это и сама прекрасно понимала.

— Но я сейчас в таком возрасте, когда я должен быть недоволен жизнью.

Это её рассмешило.

У нас снова все было хорошо.

— А ты не против, если ко мне заглянет Данте?


ЧЕТЫРЕ



Данте взял трубку уже после второго гудка.

— Ты пропустил занятие в бассейне, — сказал он раздраженно.

— Я болел, подхватил грипп. Почти все время я спал, просыпаясь в холодном поту от кошмаров, и ел куриный суп.

— Температура была?

— Ага.

— Кости ломило?

— Ага.

— А ночная потливость?

— Была.

— Это плохо, — сказал он. — А про что были твои кошмары?

— Я не хочу об этом говорить.

Казалось, что ответ его удовлетворил. Но уже через пятнадцать минут он стоял у входной двери моего дома. Я услышал звонок в дверь, а потом голос Данте, который о чем-то говорил с моей мамой. Он любит поговорить.

Я услышал, как он прошел в зал, и вот он уже стоял в дверях моей комнаты. На нем была старая поношенная футболка и старые дырявые джинсы.

— Привет, — сказал он. У него в руках была книга стихов, блокнот для рисования и несколько угольных карандашей.

— Ты забыл надеть обувь, — сказал я ему.

— Я пожертвовал её одному бедняку.

— Полагаю, что джинсы будут следующими.

— Ага, — ответил он, и мы оба рассмеялись.

Он посмотрел на меня.

— Ты всё еще бледный.

— И все равно больше похож на мексиканца, чем ты.

— Любой больше похож на мексиканца, чем я. Ты скажи это тем, кто дал мне свои гены.

Его голос изменился. Было заметно, что его сильно беспокоили все эти разговоры про мексиканцев.

— Хорошо, хорошо, — сказал я и решил сменить тему. — Я смотрю, ты принес свой блокнот с рисунками.

— Ага.

— Ты покажешь мне свои наброски?

— Нет. Я лучше тебя нарисую.

— А что если я не хочу, чтобы ты меня рисовал?

— А как я стану художником без практики?

— А разве моделям не платят?

— Только красивым моделям.

— Разве я не красивый?

Данте заулыбался:

— Не будь занудой.

Он казался смущенным. Но я смутился больше, потому что почувствовал, что покраснел. Даже такие смуглые парни как я могут краснеть.

— Ты действительно собираешься стать художником? — спросил я.