Аристотель и Данте открывают тайны вселенной - страница 21

стр.

— Я не могу представить, чтобы твоя мама говорила «к черту все».

— Ну, возможно она выразилась не совсем так, но она имела в виду именно это. Она была очень умной и очень старалась попасть в колледж. Она получила какую-то стипендию в Беркли. Именно там она и встретила моего отца. Я родился где-то там. Они учились. Мама училась на психолога. А папа — на учителя английского языка. Родители моего папы были мексиканцами. Они жили в маленьком домике в восточном Лос-Анджелесе, говорили по-английски и управляли небольшим рестораном. Мои родители создали свой собственный мир. И я живу в их новом мире. Но они понимают старый мир, мир в котором они родились, а я нет. Я никуда не подхожу. Это проблема.

— Это не так, — сказал я. — Ты подходишь всему. Вот такой ты.

— Ты просто никогда не видел меня с кузинами. Рядом с ними, я выгляжу как фрик.

Я понимал это чувство.

— Я понимаю, — ответил я. — Я тоже чувствую себя фриком.

— Ну, по крайней мере, ты настоящий мексиканец.

— А что я знаю о Мексике, Данте?

Он молчал, и это было очень странно.

— Думаешь, так будет всегда?

— Как?

— И имею в виду, когда мы начнем чувствовать, будто весь мир принадлежит нам?

Я хотел сказать ему, что мир никогда не будет принадлежать нам.

— Я не знаю, — сказал я. — Завтра.


ДЕВЯТЬ



Я зашел на кухню и начал смотреть как мама прибирается в ящиках.

— О чем вы с Данте разговаривали?

— О разных вещах.

Я хотел спросить о моем брате. Но я знал, что это плохая идея.

— Он рассказывал мне о своих родителях, о том, что они познакомились в Беркли. И что он родился там. Он сказал, что помнит, как его родители все время читали книги и учились.

Мама улыбнулась.

— Точно также было и с нами.

— Я не помню.

— Я заканчивала бакалавра, когда твой отец был на войне. Это помогало мне отвлечься. Я постоянно волновалась. Моя мама и тети помогали заботится о твоих сестрах и брате, пока я ходила в колледж и училась. А когда твой отец вернулся, у нас родился ты.

Она улыбнулась и как всегда провела рукой по моим волосам.

— Твой отец устроился на почту, а я продолжала учиться. У меня был ты и колледж. И твой отец был в безопасности.

— Было сложно?

— Я была счастлива. Ты был таким хорошим младенцем. Я думала, что умерла и попала на небеса. Мы купили этот дом. Ему был нужен ремонт, но он был нашим. И я занималась тем, о чем мечтала всю жизнь.

— Ты всегда хотела быть учителем?

— Всегда. Когда я росла, у нас ничего не было, но мама понимала, как много для меня значит обучение. Она расплакалась, когда я сказала, что я собираюсь выйти замуж за твоего отца.

— Он ей не нравился?

— Нет, дело не в этом. Она просто хотела, чтобы я продолжала ходить в колледж. И я пообещала, что не брошу. Это заняло время, но я сдержала свое обещание.

Это был первый раз, когда я действительно увидел мою маму, как человека. Человека, который был намного больше, чем просто моей мамой. Было странно думать о ней так. Я хотел спросить о своем отце, но я не знал, как.

— Он изменился? Когда вернулся с войны?

— Да.

— Насколько?

— Внутри него много шрамов, Ари.

— Но что это? Боль? Что это?

— Я не знаю.

— Как ты можешь мне знать, мам?

— Потому что они его, Ари. Они только его.

Я понял, что она и сама не до конца приняла его личные шрамы.

— Они когда-нибудь излечатся?

— Я так не думаю.

— Мам? Могу я кое-что спросить?

— Ты можешь спросить, о чем угодно.

— Его тяжело любить?

— Нет, — сказал она, даже не задумываясь.

— Ты понимаешь его?

— Не всегда. Но Ари, я не всегда должна понимать людей, которых люблю.

— А я должен.

— Это сложно, не так ли?

— Я не знаю его, мам.

— Я знаю, что ты разозлишься, когда я скажу это, Ари, но я все равно скажу это. Возможно, однажды ты поймешь.

— Ага, — сказал я. — Однажды.

Однажды, я пойму моего отца. Однажды он мне все расскажет. Однажды. Я ненавижу это слово.


ДЕСЯТЬ



Мне нравилось, когда мама говорила, о чем она думает. Казалось, она могла делать это. Не то чтобы мы много разговаривали, но, когда это все же случалось, я чувствовал, будто действительно знаю ее. А я не испытывал такого чувства к огромному количеству людей. Когда она говорила со мной, у нее было много идей, по поводу того, кем я должен быть. Я ненавидел это и боролся с ней, потому что не хотел, чтобы она вмешивалась.