Аромат гниющих лилий [СИ] - страница 7

стр.

В душном ночном воздухе пахло кровью и лилиями.

* * *

Госпиталь невозможно потерять — хотя бы потому, что резкая цветочная вонь ощущается ещё за пару кварталов. Эрен чихнул и потёр нос: как вообще можно дышать этой дрянью круглые сутки? Ещё на подходе хотелось прихватить с собой немного чистого воздуха, несущего запахи полуденной жары и свежей выпечки из ближайшей кондитерской.

Город живёт, будто не замечая разрушенных домов и не помня недавних смертей. Только изредка натолкнёшься взглядом на плачущую женщину, на нервно переговаривающихся торговцев — и даже в этом малоприятном зрелище почувствуешь жизнь.

В госпитале святой Розалии время остановилось.

Армин почти не изменился с их последней встречи — лишь ещё сильнее похудел, лишь проступили под глазами тёмные круги и ввалились щёки. Кажется, он даже не поменял позу — всё так же полусидел, опираясь на локти и привалившись спиной к стене. Он смотрел прямо перед собой, и лишь слабо кивнул, услышав робкое приветствие.

Каково это — лежать здесь день за днём, наедине со своими мыслями? Справился бы он сам с мыслью, что никогда не сможет больше сражаться с титанами, никогда не сумеет даже встать? Эрен передёрнулся от короткой мысли: «Я бы рехнулся».

— Ты как?

Глупый, дежурный вопрос. Такие слова всегда вырываются, когда не знаешь толком, что сказать, как подбодрить, и пытаешься поймать хоть одну из разбегающихся мыслей. День за днём — один и тот же потолок с протянувшимися деревянными балками, полумрак, стоны и крики других больных… Страшно. Не лучше, чем на поле боя. И такая духота… наверное, он хотел бы вырваться, освободиться. Вот и решение.

— Армин, может, прогуляемся?

Взгляд бьёт наотмашь — непонимание, даже лёгкая обида. Звучит и в самом деле странно — Эрен никогда не умел подбирать слова.

— Я тебя понесу.

— Покидать территорию запрещено! — словно из воздуха, за спиной возникла одна из местных «призраков» в серых платьях. Они решительно не нравились Эрену. Конечно, ежедневно сталкиваясь с чужими болезнями и смертью, сложно не стать циником, но всё же как хочется размазать по стенке тех, кто вспоминает о больных лишь тогда, когда те собираются нарушить какие-нибудь надуманные правила!

Армин не ответил — лишь потянулся к нему, прижался к спине, крепко обхватил плечи. Эрен нашёл в себе силы ободряюще улыбнуться, гоня невесть откуда возникшую дрожь. Он таскал лучшего друга на спине когда-то в детстве, когда Армину случилось подвернуть ногу — и хорошо запомнил, каким тяжёлым показался вроде бы мелкий мальчишка. Сейчас же — слишком легко. Пугающе легко.

Он предпочёл бы унести Армина как можно дальше отсюда, в те части города, куда не добирается липкий запах чёртовых лилий. Чтобы друг тоже вспомнил, как пахнет живой воздух, не отравленный мерзкой вонью. Но мог лишь вынести на свет, туда, где «аромат» был ещё сильнее.

По крайней мере, здесь светло.

Армин щурился, отводил взгляд — за время, проведённое в полумраке общей палаты, он успел забыть, сколь ярким и беспощадным бывает солнечный свет. Тощие, отдающие синевой руки с силой цеплялись за плечи, и постепенно уходило ощущение лёгкости. Странно — уставать и одновременно чувствовать облегчение. Так забываешь, сколь беззащитен сейчас тот, кого он так хотел защищать.

— Эрен, тебе когда-нибудь снились кошмары?

Вопрос прозвучал неожиданно в звенящей, жаркой тишине. Эрен растерянно покосился на друга, не зная, что ответить. Ему вообще не снились сны — почти никогда, может, только пару-тройку раз. Обычно он проваливался в сон, как в бесконечную черноту, и порой казалось, будто между засыпанием и пробуждением не минуло ни единой секунды. Но, если вспомнить пресловутые исключения…

— Иногда бывает.

Армин прижался щекой к плечу. Дрожь — мелкая, едва ощутимая. Эрен закусил губу. Больше всего на свете он ненавидел чувствовать себя беспомощным. Титаны материальны; пусть с трудом, но с ними можно разделаться. По крайней мере, в это он верил. А как бороться со страхом, который невозможно схватить и разорвать надвое, растоптать, проткнуть мечом? Особенно если это не твой собственный страх.