Авария - страница 43

— Выпьешь еще?

Он уже собрался уходить, непривычно сильная обида не проходила, но, подумав, решил остаться. Я тебя выжму как лимон, Петр Хапуга, и, если эта мешанина стоит пяти крон, она заслуживает того, чтобы ее выпить.

— Ну, немного еще могу тяпнуть.

Разлив коктейль в два высоких бокала, Регина удобно устроилась в кресле напротив Камила, положив ногу на ногу.

— Заходи, когда пойдешь мимо, люблю поговорить с умными и приятными людьми. Попробуй коктейльчик, — ворковала она.

Основательно хлебнув, Камил уставился на нее неподвижным взглядом. Она была совсем непохожа на Здену. И все же вызывающе привлекательна. Доступная и манящая. Вот это и будет самый чувствительный удар, которым я осчастливлю тебя, Петр Мошенник.

— Зачем приходить сюда? Твой властелин распорядился, чтобы ты приезжала за мной на дачу, — насмешливо напомнил он и в этот момент ясно осознал, как ненавистен ему Петр.

После долгого и беспокойного сна в опустелой спальне Камил проснулся на час раньше обычного. На душе кошки скребли. День, проведенный без Здены и Дитунки, был лишен смысла, до конца недели, когда он хотел заняться порученным делом, казалось ужасно далеко. Он никак не предполагал, что одиночество так расслабит его. И совсем пал духом. Даже любимый концерт Чайковского с его могучими аккордами не прибавил ему сил. Хотелось сесть в автобус и умчаться в Ходов. Но этого делать нельзя. Иначе всем великолепным планам придет конец.

Камил перестал смотреть в потолок, решительно встал, в ванной окатился холодной водой, подавил желание заняться самоанализом, вызванное ночным одиночеством, и, освежившись, уже на работе наверстал отставание в переводах, допущенное в последние дни.

Чем ближе к полудню, тем ярче светило солнце. Камил все чаще поглядывал на замок Езержи. Поскорее разобрал почту; все дела, требующие усилий, перенес на следующую неделю и спустился на первый этаж в столовую утолить жажду.

За деревянными стойками завтракали слесаря. Они уничтожали горы картофельного салата с дымящимися кусками разогретых шницелей, за единственным в зале столом сидел над развернутой газетой «Чехословацкий спорт» Радек Мусил. Оттопырив пальцы, он изящно брал кусочки салями и откусывал от хрустящей булочки. Каждый кусок он запивал пивом прямо из бутылки, не отрывая глаз от строчек. Он кивнул Камилу, едва тот появился в дверях. Камил устало махнул рукой в ответ, протолкался, минуя огромную очередь, прямо к окошечку раздачи, пренебрегая глухим ропотом за спиной, заплатил пять крон за бутылку апельсинового сидра и устроился возле Радека.

— Ужасно душно, — выдавил он из себя и тоже стал пить прямо из горлышка.

— Угу, тошновато, — двусмысленно произнес Радек, по-прежнему не отрывая глаз от страницы.

— Закатил себе праздник? Сожрешь больше, чем заработаешь.

— На свою милостыню тут я бы не прокормился, факт. Что же, каждый ходит играть ради своего интереса… Ну и ну! И за это я должен платить хоккеистам? Они пьянствуют где придется, в апреле будут шляться по Скандинавии, а мне здесь блокируют повышение!

Камил живо согласился. С одной стороны, ему была неприятна шпилька Радека в его адрес. Но что правда, то правда: тот хоккеист не ждал и двух месяцев, а уже переселялся в новую квартиру.

— Однако им кое-кто подыгрывает, — сказал он таинственно и многозначительно.

Радек перевернул лист.

— В последнее время Пехачек как-то выдвигается…

Камил насторожился. Происходило нечто, о чем он не догадывался, и это было опасно. Камарилья не дремала.

— Угу, — процедил он с деланным безразличием и достал сигарету. — Рамеш недавно говорил, что хочет дать ему повышение.

— Так этот планчик был для старого Цоуфала?

— Откуда я знаю?

Радек кончил читать газету и аккуратно сложил ее.

— Неделю назад я бы рта не раскрыл, но теперь, когда мы, собственно говоря, коллеги, могу напрямик. У нас в отделе поговаривают, что ты здорово всем гадишь…

Камил принужденно улыбнулся. Тебе, босяку, я не стану делать одолжения. Ему очень хотелось знать, кто, где и что говорил, но он взял себя в руки. Властелину не следует слишком снисходить до разговоров с плебеями, от этого он становится более доступным, следовательно, более уязвимым.