Авария - страница 5

Камил повернулся, закурил сигарету и сел в кресло. Дома никого не было. К сознанию собственного невезения присоединилось чувство одиночества. В своем родном городе я никого толком и не знаю. Только Здену. А она сейчас ведет прием с доктором Краусом. В последнее время она как-то отдалилась от меня. Но почему? Ведь мы так любили друг друга. Почти два года в Праге, два счастливых и таких быстролетных, потом долгий год военной службы, и он не разделил нас, хотя мы виделись всего два раза в месяц. И наконец, Литвинов. Мы думали, что самое трудное позади. Но не было квартиры, родилась Дитунка, в квартире отца стало тесно, первая ссора из-за родителей закончилась примирением, последовали новые ссоры, по всяким незначительным поводам. В конце такого пути неизбежно безразличие и равнодушие.

Камил встал, открыл вторую секцию кабинетной стенки и поставил на проигрыватель фортепьянный концерт Шопена ми бемоль мажор.

Он удобно расположился в кресле и, наклонив голову, ждал. Одновременно с бурными аккордами в соседней комнате раздался плач. Из угла своего деревянного манежа Дитунка умоляюще тянула к нему ручки. Он взял ее на руки и вернулся в гостиную. Нить священнодействия была прервана, остаток концерта он провел, болтая с Дитой.

Зто самое драгоценное из того, что у меня есть, подумал он, любуясь ее детски счастливым личиком. Чудо-девица. В одиннадцать месяцев у нее уже семь зубиков, сама может сделать три шага и зовет меня «ка-ка»…

Глядя на девочку, он всегда отчетливо понимал, чего хочет и что должен иметь. Власть и славу. Деньги и положение. Он должен быть сильным мужчиной и мудрым защитником.

— Ням-ням…

Сунув ей плитку молочного шоколада, Камил поставил новую пластинку.

— Давай, дочка, послушаем «Влтаву».

Дитунка притихла. Нежная мелодия разлилась по комнате как некая таинственная сила.

Камил поднял голову и застыл, уставившись в одну точку… Через два месяца получим квартиру в Обрницах. Если побольше переводить, то при общем доходе в семь с половиной тысяч в месяц нам хватит на мебель и машину уже в этом году. Отец еще не уйдет на пенсию, а я легко могу стать главным механиком…

Когда грянул «Вышеград», ордер на квартиру как будто уже лежал в почтовом ящике, а назначение на новую должность — в директорской папке с надписью «К исполнению».

Нет ничего невозможного. Мир принадлежит сильным и отважным, то есть мне, неслышно декламировал Камил под звуки могучей мелодии, но тут в прихожей стукнула дверь, и в комнату вошла Здена. Она всплеснула руками:

— Что это тебе пришло в голову?! У нее же будет запор!

Камил закрыл глаза. Еще несколько последних тактов — и заключительный аккорд, от которого мурашки бегут по спине. Он старался не слышать потока укоризненных слов, но Здена забрала дочку, и нить наслаждения прервалась как раз перед кульминацией.

— Кто из-за вас должен вечно стирать? Посмотри, как вы отделали ковер! Ты никогда ничего не умел ценить!

— А ты не можешь чуть-чуть подождать? — У него испортилось настроение. — Придет бог знает когда, да еще ругается… — Камил снял пластинку, вложил ее в конверт и поставил назад в дискотеку.

Минута растерянного молчания. Потом Здена печально вздохнула, а Камил, скрыв досаду (даже музыку — и ту не дает дослушать спокойно!), поцеловал Здену.

— Опять мы едва не поссорились, — сказал он.

— Ничего удивительного. Свои пластинки ты протираешь оленьей замшей, а в прихожей…

— Брось! — Он махнул рукой. — Мы разучились нормально разговаривать.

— Подержи девочку, я приготовлю ужин, — уже спокойно попросила Здена.

Камил согласился. Дитунка заулыбалась и закрепила полное примирение.

На улице быстро темнело. Дни были коротки. Коротки и безрезультатны.

Так мы ничего не достигнем. Вздохнув, Камил взял Диту на руки и поставил на проигрыватель «Варшавский концерт» Эдинселла, полный решимости дослушать до конца хотя бы одно сокровище из своей коллекции.

Savoir vivre, Камил. Искусство жить.

Здена взглянула на часы. Сегодня они снова остановились около одиннадцати. Ни один часовщик не знает, что с ними такое, а новые Камил обещает уже полгода. Здена вздохнула и, посмотрев на большие электрические часы над входом в кабинет врача, откуда наконец вышел тридцать пятый, и последний, пациент сегодняшнего утреннего приема, перевела стрелки. С милой улыбкой она проводила его до самого коридора, заперла дверь и вернулась в кабинет.