Авария - страница 8

стр.

— Что это тебе пришло в голову! У нее же будет запор!

Это была неправда, но как иначе выразить свое раздражение и недовольство — только с помощью Дитунки. Она единственная еще могла помочь преодолеть его эгоистичную бесцеремонность.

Камил упорно смотрел в одну точку и не обращал на Здену никакого внимания. Ничего он не ценит. Ничего. Только свои пластинки, сто раз проигранные и сто раз протертые оленьей замшей, и книги, уставленные ровными рядами, как на смотру. Сожрал всю мудрость мира, инженер, полиглот и супермен, сердилась Здена; чувствуя, что Камил ее не слушает, она обрушила на него лавину упреков. В конце концов забрала у него Дитунку. Отнять у него Дитунку и помешать наслаждаться «Влтавой» — хуже для него ничего не было. Немного покричав, она гордо отвернулась. Ей хотелось реветь. И это любовь, ради которой она бросила мединститут?! А Камил — тот мудрый, любящий защитник, верный товарищ и бескорыстный рыцарь? Что с нами происходит? Как могло все так бессмысленно перевернуться?

Камил неожиданно смягчился и поцеловал ее.

— Опять мы едва не поссорились, — примирительно произнес он.

Лучше бы не волновал, позабыл хотя бы один из скандалов, которые уже полгода губят нас обоих! Здена достала из сумки бифштексы и ушла на кухню.

Из комнаты опять послышался гром стереофонических репродукторов. Домашние дела Камила не касались. Однако лучше, если муж, сидя перед проигрывателем, смотрит в потолок у себя дома, чем в кабаке, разве я стала старухой, как моя мама, думала Здена, украшая тарелки овощным салатом, поджарила на сковородке картофель соломкой, и к ней вернулась радость. Вот так мы будем ужинать в собственной квартире…

Она сделала глазунью на двоих, сбрызнула соломку лимонным соком… и в этот момент появились старики Цоуфалы.

Еще полгода совместной жизни, и я сойду с ума.

III

Камил выключил проигрыватель, локтем толкнул дверь и, держа Дитунку на руках, пошел в прихожую.

— Поди к дедушке, поди ко мне. — Старый Цоуфал протянул к девочке свои огромные ладони, и глаза его засветились нежной радостью.

Камил не без расчета передал отцу дочку: он подумал, что хорошо было бы посоветоваться с ним, как поступить с той проклятой бензиновой веткой, но, пожалуй, сейчас этого делать не следует, так как, играя с Дитункой, отец переставал быть замом. Поэтому Камил отложил разговор до более подходящего момента. Через прихожую прошла Здена, лавируя с тарелками в руках. Внезапно почувствовав голод, он направился следом за ней. Гора золотистого обжаренного картофеля на всю тарелку и огромный бифштекс. Как в рекламном журнале.

— Сколько у тебя осталось денег? — подозрительно спросил он и ткнул пальцем в бифштекс.

Здена перестала есть. В оцепенении смотрела на тарелку. Потом швырнула вилку на стол так, что она зазвенела.

— Ничего, — ответила она с вызовом.

— Извини, что я спросил, — запротестовал он, потом добавил уже спокойно, стараясь быть убедительным: — Все это прекрасно, но если уже и восьми сотен нам мало, то мы ничего не добьемся!

— А я не желаю есть одни консервы! Когда я выходила замуж, то не думала, что мне придется отказывать себе даже в еде. Если тебе так жалко денег, пожалуйста, объявляй голодовку, а на себе и ребенке я экономить не буду.

Он не стал спорить и молча закончил ужин. Чего она так напустилась? Никому не нужно, чтобы они голодали, но нет никакой необходимости тратить тысячу шестьсот крон в месяц на одно питание.

После ужина Здена убрала со стола, Камил закурил сигарету; затянувшись несколько раз, сел за письменный стол. До половины восьмого он был свободен. Два часа, регулярно посвящаемые переводам.

Вначале он просмотрел большой календарь для важных заметок (запоминающее устройство), затем валютную модель «Мерседес-Бенц 350-КЛ», стоявшую на письменном столе (страсть), грамоту за третье место в последнем любительском литературном конкурсе (один из последних преследуемых зайцев), полочку с самыми любимыми книгами (зависть). Но желание корпеть над переводами специальных текстов сегодня не приходило. Двадцать пять крон за страницу. Ничтожное вознаграждение…