Август в Императориуме - страница 18

— С ним даже лорду в одиночку несладко придется. И потом здесь нет снаряжения, которое мы применяем в Охоте на Охотника. Разве что стража засаду устроит, человек тридцать, с гранатострелами на арбалетах, — но Тюльпан ведь не дурак. Он не придет в «Ухмыляющийся лев» за кружкой бира, и ты не назначишь ему свидание за амбаром, Пончо, как пышногрудым трактирщицам, которые без ума от твоей шерсти. Он сам назначит тебе свидание… Спокойно, спокойно, ты ему не нужен!

Теперь уже трясло Пончо, и Рамон, решив, что малость пересолил, поспешил успокоить пофигиста и напомнил ему о намеченном визите. Наскоро побрившись и уложив орденский мундир в наплечную сумку («Ты можешь быть не в форме — но она всегда с тобой» — незабвенные уроки Кодекса и Субординации!), он облачился в потертую джинсу, отдал ключи слуге — и вот уже они с Пончо пробираются к базарной площади сквозь гомон бесконечных таверен, харчевен, магазинчиков тканей, обуви и бижутерии, пекарен, мясных, зеленных и бакалейных лавок с крикливыми вывесками — это был, по причине близости к центру, преимущественно торговый район, и тысячи запахов охотились за прохожими, вызывая разнообразные гримасы на лицах.

Беззаботно-жаркое солнце, встречные девушки и уличная суета быстро вернули пофигиста в привычное состояние. Он нацепил на нос любимые солнечные очки, запижонился, замурлыкал ту самую песенку вертлявого прачела (сгнившего тыщу лет назад, поди, от какой-нибудь дурной болезни) и на взвизге «ты знаешь, что я плохой!» даже ущипнул за выдающуюся задницу какую-то бабу с корзиной на голове — та, боясь потерять равновесие, могла только беззлобно ругнуться; потом неугомонный пофигист ухватил с уличного лотка кукол-тряцацок одну особенно лохматую и ужасную и закружился с ней в танце, вовремя, правда, успев швырнуть её обратно, пока оцепеневший лоточник не вызвал стражу. Рамон же в разнобегущей толкотне услыхал громыхание повозок асфальтомесов и утянул Пончо туда — его, как ребенка, всегда интересовали технические штучки, а это как раз было разрешено. Природный асфальт, твёрдую чёрную массу с блестящими раковинами на изломе, нынчелы знали и использовали давно, добывая его в нефтеносных известняках и доломитах у отрогов Заоблачного Хребта — но это был искусственный. Повозки, а точнее машины, построили по древним чертежам — и эти гудронаторы сейчас вовсю тарахтели, изливая горячий битум, а вокруг суетились закопчённые, но гордые асфальтомесы с дымящимися лопатами и тяжеленными железными каталками; такая же чумазая галдящая ребятня изо всех сил пыталась пронырнуть под алебарды стражников и оставить на битуме отпечаток чего-нибудь.

«Дети, все они — только дети», — внезапная грусть прохладной водяной змейкой скользнула Рамону за шиворот, и лучезарный шумный полдень сразу как-то потемнел и обеззвучился, а толпа выцвела и превратилась в наплывы невнятно жестикулирующих теней — быстро надень дымчатые очки, вбеги в солнечное затмение: прохладнолика речная рябь, расслабляет её беспрестанное бесшумное накатывание, растворяется душа где-то посреди блеклой беззвучицы давноминувших мимолетных ртов и смытых глаз — и если здесь ещё пристойно быть, то лишь безумно усталой водомеркой или крапинкой на перепелином яйце…

«Вот он, прыгает и хлопает в ладоши, — Рамон смотрел словно сквозь Пончо, — ужас забыт, на улицах новая игрушка. И все они так — подальше от страшного и непонятного. И за это их нельзя винить, барон», — обратился он сам к себе. Перед глазами возник огромный мокрый плац Твердыни, идеально чёткие орденские каре в серо-зелёных дождевиках (новоиспечённые шевалье), моросящая пустыня мрачного вечернего неба, под ней в шеренгу — тускло блистающий цвет гарнизона: полсотни баронов (синяя сталь), пара десятков графов (сталь), несколько маркизов (ржавая листопадная охра) и впереди кроваво-алый лорд Боэций 211, Церемонимейстер. Его Пси-усиленный голос гремит над плацем, и кажется, вся враждебная Вселенная содрогается от мерного океанского рокота клятвы и ответного гудящего эха каре — свинцово падая, рассыпаясь и вновь восставая из мёртвой пены: «…Боль и тоска, страх и страдание, ужас и скорбь человечества — на твоих плечах, Орден! …Стойкость и мужество, сила и разум, воля и гнев человечества — ты, Орден! … Меч разящий — в руках Твоих, истина — на Твоем щите, Дух Святый — над Тобой! …Ты — альфа и омега, надежда и опора, любовь и спасение! …Плечо к плечу, меч к мечу, вместе умрем — вместе воскреснем!»