Багдад – Славгород - страница 11

Людмила далеко не была красавицей, но она точь-в-точь повторяла черты своего отца, даже во многом его стать, и была ассирийкой по характеру. Отличалась заносчивостью, острым языком, умела шуткой и добрым словом расположить к себе человека. Большие карие глаза ее часто лучились ласковостью, и тогда надо было быть начеку — за этим могло следовать то, что было выгодно ей, а не другим. Она была настойчива, властна, горделива.

Сразу после замужества они с Сергеем Емельяновичем ушли жить от матери на квартиру, а затем простроили себе аккуратную хату, маленькую, на традиционных две комнаты с кухней, во дворе возвели летнюю кухню, за хатой — сарайчик. Был у них на участке и свой колодец. Прожили они в той хате года до 1975-го.

Затем продали все хозяйство, хоть были еще при здоровье, и уехали жить к сыну в Киев, ставшему к тому времени доктором технических наук, завотделом в одном из институтов АН УССР. Как они там терпели тесноту своей комнаты, как обходились без земельки под ногами, без двора и сада, без свежего огурчика или лука со своей грядки, без бодрого воздуха и дальних горизонтов — кто знает. Иногда они приезжали на побывку в Славгород, останавливались у матери.

Потом Сергей Емельянович стал сильно сдавать от болезни Паркинсона, и дни его пошли на закат. Наверное, он просился домой, в Славгород.

Вернулись они с Людмилой назад, купили хороший дом, сделали в нем ремонт и зажили заново по-сельски. Несколько лет так прожили, пока не умер Сергей Емельянович. Его похоронили в Славгороде, а рядом оставили место для Людмилы.

Но Людмила опять все продала и навсегда уехала к сыну, больше в Славгород не вернулась. В Киеве после этого они не задержались и приблизительно в 1990-1992 году оказались в Нью-Йорке. Там Людмила, давно болевшая сахарным диабетом, в 1997 году умерла. Ее кремировали, и прах развеяли над водоемом. А на ее месте в Славгороде пожелал быть похороненным Борис Павлович, и это пожелание было исполнено его женой и детьми.

Отношения между супругами во втором браке Александры Сергеевны складывались обнадеживающе, ведь это были взрослые люди, которые знали, чего хотели, — каждый из них имел свои ближние и дальние цели и видел возможности их достижения.

Для Прокофия Григорьевича на первый случай самым привлекательным было то, что он попадет в дом и семью, где вновь обретет женщину, кров и стол. За год, прожитый после развода с Ксенией Петровной, первой женой, которой отошли хата и общие скарбы, он так измучился, что без выпивки не выдержал бы. Что значит для мужчины жизнь всухомятку? Это погибель. А без нормального сна в чистоте и тепле? То же самое.

Поэтому так и получилось, что после второй женитьбы Прокофий Григорьевич ближней цели худо-бедно достиг.

А дальше... Что сказать? «Человецы есмы, плоть носящие, да диаволом искушаемые»{3}. Идя на этот брак, он, конечно, надеялся на то, что вдова такого богача, каким был Павел Емельянович, хотя бы что-то имеет за душой, от чего ему перепадет немного счастья. Очень ему хотелось жизни обеспеченной, человеческой! Поначалу даже показалось, что и этого он достиг — это когда теща купила им хату и дала материал для завершения строительства. Тогда-то он не знал, что это тещины деньги! Думал, жена новая старается, и радовался, что не ошибся в ней.

Но на поверку вышло, что по убогости материальной Александра Сергеевна превзошла даже его. У него хотя бы пара лошадей была да телега, и это кое-как держало его на свете. А у нее не было за душой ничего, даже своей швейной машинки. Приходилось, подрабатывая, иногда на материных машинках шить, а чаще — тыкать иглой вручную и ради копейки денег или горсти муки сутками не видеть белого света.

Большое презрение к ней появилось у него после своих прозрений: за непонятное ему падение в бедность, за безропотное терпение, за угрюмость, а больше всего за брак с ним — отлично понимающим, что он ей не пара! Да еще та, от которой он сам ждал пользы, возвышения над своим положением, попыталась посадить ему на шею двух халдейских отпрысков, взрослых уже! Ну, старшую девчонку он быстро от стола отвадил — заставил идти на свои хлеба. А мальчишку пока что надо было содержать, тем более что жена пыталась учить его в школе, бегала к директору да пристраивала в классы.