Багдад – Славгород - страница 33

стр.

Остается только Багдад, его, Павла, благословенная колыбель.

Увы, прошлого он там не найдет. Он не только не станет встречаться со старыми знакомыми, но даже не пройдет мимо знакомых зданий, мимо своего бывшего дома. Придется ему все начинать сначала, опираясь на пройденные уроки.

У него было с чего начинать, так как в Багдаде имелась близкая родня — двоюродные сестры и даже брат Юнан, дети материной сестры Рамины. Была еще у матери сестра Дияла, которая рано умерла, и Павел ее не знал. У этой сестры остались сиротами три девочки. Одна из них — самая младшая и болезненная, воспитывавшаяся в родительской семье Павла, — это Марганита, их Марго. Две другие дочери Диялы, которые на момент ее смерти были уже подростками, остались с отцом.

Конечно, пока мать жила в Багдаде, она поддерживала с сестрой и племянницами отношения и очень со всеми дружила. Это позволяло и Павлу знать их, а сейчас надеяться, что двоюродные сестры и брат примут его и помогут обрести свое место в новой жизни. Только надо было найти приемлемое для них объяснение своему внезапному отъезду в Европу — без прощания с родней. По сути ничего придумывать не надо было, он ведь еще без малого двадцать лет назад уезжал в Россию с намерением обжиться там и забрать к себе семью. Ну тогда это не получилось, зато позже там произошли перемены, позволившие надеяться на шанс.


***

Ирак, роскошествующий в последних днях мая 1932 года, он застал неузнаваемо изменившимся, и вдруг подумал, что родной город не мог стать таким за год-полтора, пока его здесь не было. Значит, многие изменения произошли намного раньше, еще когда он жил в России. Просто по возвращении в Багдад он, подавленный и даже раздавленный историей с Махно, ничего не замечал.

А потом многое менялось и при нем, да ему было не до того...

Нет, он, конечно, помнил, что в марте 1921 года на Каирской конференции английских верховных комиссаров на Ближнем Востоке было решено провозгласить Ирак подмандатным королевством. И уже 11 июля 1921 года Государственный совет провозгласил сына шерифа Мекки Хусейна — эмира Фейсала — королем Ирака. Но тогда большая политика не отражалась на его деятельности, и возня международных хапуг его мало интересовала.

А теперь все это разом бросилось в глаза.

Что же получается, неужели 12 лучших лет своей молодой жизни он провел так, словно за себя кинул — не заметив их? Как же ударила по нему неудача с Россией, как ранили понесенные там потери, насколько пагубно отразился на нем разлад всех планов... Он вернулся домой внутренне искалеченным, и не нашел почвы и условий для восстановления, пока — с появлением карточного долга и далее официально вынесенной ему смерти — не попал в еще более страшные обстоятельства. Так очнулся ли он после всего этого или нет? Вернулся ли к нему инстинкт самосохранения?

И вот он сидел в полном кругу родных, радушно принявших его! Собрались в большом доме тети Рамины, где оставался жить Юнан, сестры пришли с мужьями, а овдовевшие — с детьми и внуками.

Разговорам не было конца...

Поначалу обсуждали новость, к которой еще не привыкли, о том, что Верховный комиссар Великобритании в Ираке Ф. Хэмфрис покинул Багдад. Потом перешли к Павлу.

— Так почему же тебе пришлось возвращаться назад, да еще без Сары, Като и Мары, без твоей семьи? — спрашивали они, оставив наконец Хэмфриса.

— У Като и Мары появились свои семьи, — честно докладывал Павел, — и мама осталась возле них, в Кишиневе. А Саша уехала домой, в СССР.

— А ты почему не уехал?

— Вы не представляете перемен, которые там происходят... Мне поставили такие условия, что я не смог их принять. Представьте, там мне пришлось бы отдать все свои богатства государству и идти работать в колхоз или на фабрику простым рабочим. Для Саши это не страшно, она может работать швеей, а я не решился. О коммерции, чему я больше всего научен, даже говорить было нельзя! «Это спекуляция! Пережитки капитализма, — ответили мне. — У нас за это дают вышку, как за экономическую диверсию». Сами понимаете... — Павел развел руками.

— Что же ты теперь будешь делать? — на правах старшей спросила тетя Рамина.