Багдад – Славгород - страница 8

Хата была очень маленькая, имела две отдельные комнаты — 12 и 6 квадратных метров. Вход в комнаты был из кухни площадью 15 квадратных метров. Предполагалось, что в большой комнате расположатся супруги, в маленькой, где Александра Сергеевна поставила свою швейную машинку и организовала мастерсткую, будет спать Людмила, а в кухне на раскладушке, выставляемой на ночь, — Борис.

Но в последующем часто-густо случалось, что раскладушку, из-за которой ежедневно надо было сдвигать обеденный стол к входной двери, пьяный Порфирий Григорьевич ногами выбрасывал на улицу, и Борису приходилось спать под столом на голом полу. Тогда мальчишка вспоминал Багдад и свою роскошную комнату там, а также отдельные классы, где с ним занимались приходящие учителя... Он засыпал в слезах, и ему снился Тигр и их старенькая яхта, потом Кишинев... Часто снилось пересечение Днестра на колеблющейся лодке, злой лодочник с пистолетом, побои — и тогда он во сне кричал и звал на помощь...

— Да он у тебя зашибленный, — однажды сказал Александре Сергеевне ее второй муж. — Чего он орет по ночам?

— Постыдись говорить такое о ребенке, — сдержанно приструнила грубияна та, скрывая ярость. Вот расскажи такому придурку всю правду о случившемся, так непременно назавтра все село будет знать и будет трепать твое имя в дурных разговорах.

Во-первых, Саша считала своим настоящим и единственным мужем любимого Павлушу, о судьбе которого ничего не знала и узнавать не имела права, чтобы не выдать врагам-преследователям себя и его заодно, если он чудом чудесным избежал смерти. Ах, как она хотела на это надеяться! Брак с славгородским евреем Николенко, лицемерным выкрестом в третьем поколении, казалось, был просто необходимым атрибутом нынешних обстоятельств, чем-то внешним по отношению к ней, несущественным. Этот унизительный атрибут не имел касательства к той Саше, которая продолжала принадлежать только Павлуше, гаду такому и паразиту, который сам погиб и ей все испортил. Это из-за него она теперь терпит эту свинью рядом! О боже, боже...

Во-вторых, возня с новым домом, спешка, чтобы закончить его к зиме и заселиться туда, отвлекли Александру Сергеевну от себя. И она очнулась от забытья уже тогда, когда почувствовала биение новой жизни в своем лоне. Она пришла в ужас — неужели от этого пьяницы могут быть дети? Да как он посмел бросать в нее свое семя?! Варвар! Она может быть матерью только Павлушиных детей! Но факт оставался фактом... И она ничего не могла сделать.

Она была вне себя! И готова была покончить с собой, только бы не рожать нелюбимого ублюдка.

В панике она прибежала к матери.

— Представляешь, этот... — она не находила слов для виновника своей ярости, — этот скот... сделал меня беременной. Как он посмел? Мне уже 45 лет. В конце концов, в таком возрасте стыдно ходить с брюхом! Что можно сделать?

— Ой, милая, я-то в этом деле дуреха, — запричитала Агриппина Фотиевна, — рожала всех, кого бог посылал.

— Павлуша как-то умел беречься...

— Да чего ждать от мужиков? Это благородные мужья умеют, а эти... — Агриппина Фотиевна махнула рукой. — Если хочешь, можем сходить к сельской повивальной бабке, есть у нас тут хорошая... Может, она что...

Так Александра Сергеевна познакомилась с Евлампией Пантелеевной Бараненко, к матери которой, Бондаренко Ефросинье Алексеевне, пришла в один из вечеров с Агриппиной Фотиевной.

— Так и так, — изложила она Ефросинье Алексеевне свою беду, — не заметила... закрутилась... рожать не хочу.

Та внимательно посмотрела на беременную, конечно, отметила ее нервную бледность, достала трубочку для прослушивания внутренних звуков, выслушала сердце, легкие. Потом ощупала живот и тоже выслушала его.

— А что, — наконец, спросила, — месячные все время шли? Ведь при беременности их нет...

— Да знаю! — начала одеваться пациентка. — Но ведь шли! Иначе бы я раньше кинулась.

Старушка опустила голову, словно рассматривала свои руки, крутящие стетоскоп, и думала, что сказать этой красивой женщине, настойчиво-капризной, видимо, познавшей богатую жизнь. Она не просила помощи, а требовала ее — вот молодец какая. Наши сельские женщины скромнее, беззащитнее.