Багровый хамсин - страница 14

— Но иноземцы платят нам щедрые подати, — возразил Нахтмину, — они работают подобно рабам и не требуют за это платы; все оросительные постройки сделаны их руками; они помогают нашей торговле в чужих странах…

Фараон гневно посмотрел на него и обратился к Пенроириту:

— Приготовь вторую грамоту о запрещении молиться иноземным богам под страхом лишения глаз, языка и ушей…

— Прикажи заготовить и третью грамоту, светлое Солнце, — грамоту об освобождении рабов и пахарей, живущих на храмовых землях, от всяких государственных повинностей.

— У нас и так не хватает людей для работ государства, — пробовал снова возразить Нахтмину.

— Пенроирит, ты приложишь царские печати ко всем трем грамотам.

Фараон готов был на все, чтобы только умилостивить богов.

— Завтра же, — торжественно объявил Бакнихонсу, — в стадах твоего величества в сиянии лучей будет резвиться священный бык — знак особой божественной милости к твоему роду.

Фараон счастливо улыбался.

Толпа продолжала шуметь у пилонов дворца. Первому жрецу не удалось вернуться старым путем. Ему пришлось повернуть назад и проехать кружной дорогой по плотине, соединяющей оба главных канала города.

Фараон был покоен. Слава богам, они послали ему в лице своего служителя мудрого советника; завтра же все повернется в счастливую сторону: «хеки» непокорных областей пришлют послов с приветом своему владыке и дарами; грабители-кочевники рассеются, как песок их пустыни; Долина, омытая священной рекой, зазеленеет небывалым урожаем; гнев великой Тефнут уляжется, и фараон сможет без помехи продолжать строить могучий памятник своей славы — пирамиду.

Он сделал знак, распуская совет, и сказал милостиво Пенроириту:

— Испроси позволения у владычицы мира и сопровождай меня на охоту с соколами. Мне доносили, что болота моего величества кишат дичью. Послать гонца за Нерхебом, пусть он немедленно явится. Бакнихонсу — лучший советник в делах государства, а Нерхеб — в делах, веселящих сердце его повелителя… Я буду ожидать всех на восточной террасе дворца, — там не слышно крикунов с канала…

Он вышел легкой, детской еще походкой, волоча за собой хвост шакала — знак своего царского достоинства.

Нахтмину поцеловал сандалию царицы и вышел. Голова его была низко опущена.

— Меня призывают на совет по привычке, — вздыхал он, проходя мимо низко склонившихся перед ним слуг, — мои слова ценятся не дороже жужжания мухи… Ах, «благой бог» готовит себе тернистый путь, и нет руки, которая поддержала бы его… Что ж, тем хуже для него… Священный «урей» не любит слабых голов…

Нахтмину торопился к себе, в свой роскошный дом, полный сокровищ и рабов, где он отдыхал от суеты жизни среди прохладных покоев и тени смоковниц.

Царица и Пенроирит остались одни.

Лицо Нефтис, еще молодое и красивое, светилось улыбкой.

— Пенроирит, — сказала она тихо, — подойди ко мне, взгляни на меня и скажи мне слова, ласкающие слух.

Пенроирит оглянулся на высокие резные двери. Слуги не должны знать тайн своих повелителей. А ведь любовь великой Нефтис Менхопрури к еще недавно простому писцу — тайна для всех.

— Не бойся ничего, — шептала царица. — Скоро тебе нечего будет оглядываться по сторонам, как вору, следуя влечению твоего сердца… Скоро я поставлю тебя высоко, превыше всех… Но почему ты не сказал сегодня на совете, что фараону следует отправиться в поход на Фенеху и Ретену. Удалив отсюда сына, я легче могла бы свергнуть его власть. Его присутствие здесь связывает мне руки и удаляет от нас час нашего торжества. Почему же ты молчал, когда глаза мои приказывали тебе говорить?..

Писец подошел к ней и, взяв ее за руку, ответил:

— Владычица вселенной и моего сердца, я молчал, ибо молчание это было подсказано мне мудростью. Сказав о походе в присутствии жреца и Нахтмину, я погубил бы все дело. Оба они стали бы удерживать твоего сына здесь: один — чтобы не лишиться щедрого владыки, другой — следуя мудрому расчету, — страна не может сейчас вести победную войну… «Нельзя покидать шатающийся трон», — сказали бы они, и совет мой затерялся бы, как эхо в горах… Не гневайся на меня, мое небо, я уговорю фараона уехать в более благоприятное для нас время… А сейчас отпусти меня, ибо «благой бог» ждет своего слугу. Взгляни же на меня, моя владычица, дай вкусить сладость твоего взора и мед твоих уст…