Багровый хамсин - страница 16

Пенроирит смотрел на толпу.

— Вы слышали, что приказал владыка обеих стран, жизнь, здоровье и сила?.. — сказал он насмешливо. — Он приказал раздать вам, вместо хлеба и одежды, благовонного масла для умащения вашей кожи…

Среди каменщиков пронесся глухой ропот. Пенроирит внимательно следил за ними. Помолчав, он добавил спокойным, уверенным голосом:

— Но великая царица Нефтис, внимая нуждам своего народа, о которых я докладываю ей ежечасно, приказала выдать вам из собственной сокровищницы все, в чем вы нуждаетесь…

Глаза Нугри встретились с глазами Пенроирита. Каменщик поднял руки в знак благодарности и прошептал:

— Да будешь ты счастлив во веки, если язык твой не лжет, подобно языкам тех, кому ты служишь…

Бикит, носившая шестого ребенка, надрывалась над работой. Кроме своих дел на нее свалилась забота об осиротевшей семье Хети. Мужу Хети, заболевшему на постройке пирамиды, не помогли ни заклинания, ни целебные настойки, ни жертвы богам, ни особая молитва богу-целителю Имхотепу, и он отошел на Запад. Перед смертью он оглашал свой дом с утра до ночи и с ночи до утра беспрерывным кашлем. Злые духи рвали его грудь на части, так что кровь текла из горла его ручьем.

Соседки говорили плачущей Хети, что болезнь эта уносит большинство каменщиков, что таков удел бедняков — умирать от непосильной работы, советовали ей не плакать, а искать заработка и просить великого судью подземного мира, благого Озириса Ун-нефера-Сокара, простить грехи ее мужа, дать ему возможность отдохнуть на полях блаженства…

— Что я буду теперь делать?.. — рыдала Хети. — Кто принесет мне зерна и масла?.. Кто выстроит мне новый дом, когда ливень размоет старый?.. Кто научит моих детей ремеслу каменщиков?.. Кто будет мне другом и опорой в моей скорбной жизни?.. О супруг мой, о брат мой, возлюбленный мой, не покидай меня, не уходи от своей верной супруги, не оставляй своих детей одинокими и голодными!.. О брат мой! Брат мой!.. Возлюбленный!..

Дрожащие от страха, голые дети жались в кучу у погашенного в знак скорби очага. Они не ели уже двое суток, но не смели просить хлеба — надо было поститься, как повелевал устав.

В открытую дверь заглядывали такие же голодные собаки и уныло выли по ночам, вторя далекому вою шакалов.

Бикит помогла Хети вымыть покойника и, обещав не отлучаться, послала ее в «город мертвых» условиться относительно бальзамировки и похорон.

В «городе мертвых» была необычайная суета.

По приказанию «благого бога» тело умершего Аписа перевезли в Хсоу. Фараон пожелал похоронить его мумию возле своей строящейся пирамиды. Жрецы «уабы», «семы» и «херихебы» сбились с ног, готовясь к торжеству.

Жрец едва выслушал Хети и злобно проворчал:

— Не находят другого времени умирать!.. Кому охота возиться с простым каменщиком, когда «благой бог», жизнь, здоровье и сила, жертвует на похороны, священного быка несметное число сокровищ.

Он запросил за пелены, бальзамировку, амулеты, заупокойные молитвы и гроб столько, что Хети вскрикнула:

— Помилуйте меня, боги Аменти, да ведь это наш доход с целого года!..

— Как знаешь, — сказал равнодушно жрец. — Видно, тебе дороже твой доход, чем покой и счастье мужа в загробном мире… Твое дело!.. Пусть «ка» твоего мужа мучают скорпионы и гады, пусть он голодает и напрасно ищет, чем утолить жажду, пусть его тело превратится в гнилой ком, — мне все равно.

— Но ведь такая цена сделает меня нищей, — плакала Хети.

— Не знаю, что ты скажешь, когда «ка» твоего мужа будет приходить к тебе по ночам и терзать тебя в отместку за твою скупость?..

Хети, рыдая, обещала заплатить жрецу требуемую плату. На прощанье жрец сказал ей:

— Твоему мужу следовало бы умереть двумя лунными кругами раньше. Тогда еще можно было бы похоронить его дешевле, за счет нашего обязательства перед фараоном, жизнь, здоровье и сила… Но вас умирает слишком много. Ваши покойники превышают числом количество даровых похорон.

Хети ушла, оглушенная цифрами пожертвованных для Аписа сокровищ, о которых кричал весь «мертвый город», весь рынок, весь квартал бедняков…

В день, назначенный для торжественных похорон священного быка, главная пристань была усеяна народом. Отряды «мирных кушитов» и ливийцев сдерживали напор толпы, ожидавшей раздачи хлеба и пива.