Бактриана - страница 8

. Мы слышали, что человек, о котором ты говоришь, по имени Энвер, считает себя великим и воюет с русскими, но никто не знает, откуда он и чем велик, мусульманин или кафир.

Ни один кафир не покинет сейчас своей земли, но если твоему другу нужны воины, пусть приедет сюда. Здесь много джемшидских племен. Пусть выберет одно из них.

Поручаю тебя Имре.

Старший из Тринадцати».

Секретарь окончил чтение и, свернув пергамент, передал его с поклоном Мухаммуль Мульку.

Хан повернулся к гонцам:

— Откуда вы?

— Мы живем между Бактрией и Кафиристаном и подчинены племени сия-пуш, то есть чернокафтанников. Мы мусульмане так же, как и ты, и поэтому никогда не имели доступа в их страну. Письмо было доставлено нашему хану, и тот послал нас к тебе. Два месяца длился путь. Четыре раза умирали кони. Нас было десять — осталось трое. На нас нападали джемшиды, локайцы и афганские солдаты. Мы попадали под снежные обвалы и умирали от жажды в пустыне. Кто знает, дойдем ли мы назад?

— Дайте им зеленого чая, — сказал Мухаммуль Мульк и медленно пошел к выходу мимо склонившихся горцев.

Этот день и следующие за ним прошли в совещаниях с Мухаммуль Мульком.

По его сведениям, по целому ряду причин восстание Энвер-паши будет подавлено очень скоро, если не будет помощи. Эта помощь может быть оказана кафирами — племенем малоизвестным и совершенно самостоятельным. Их Совет Тринадцати часто оказывал хану услуги в различных делах в восточном Афганистане и Бухаре.

Ни один европеец, кроме Робертсона, побывавшего несколько дней в Кафиристане, ничего не знает о кафирах и никогда туда не проникал.

Предполагают, что к кафирам ушли греки, когда Балх и Бактрия были завоеваны сначала саками[36], а потом монголами. Неизвестен также и их язык, но, по-видимому, правящие лица знают несколько языков и, судя по их переписке с ханом — персидский.

Наконец, мы решили. Я отправляюсь через Балх и Бактрию в Кафиристан и туда же будет вызван Энвер-паша. Кроме этого, я посылаю извещение о своем выезде в английское посольство в Багдад. Находящаяся при мне походная радиостанция позволит мне иметь связь с Индией: Кафиристан в восточной своей части примыкает к Читралу[37].

Мое почерневшее от солнца лицо и прекрасное знание фарси[38] вполне подтверждают находящийся при мне паспорт персидского купца Абдул Гасим-хана.

Вчера мы выехали из Люфтабада.

Мухаммуль Мульк в сопровождении слуг и приближенных проводил меня до ворот дворца. За ними стояли кони моих спутников, вьючные лошади и среди них громадный, черный, как вороново крыло, карабаирский жеребец в серебряной упряжи. Это был подарок хана.

Мухаммуль Мульк подошел к коню и погладил его по выгнутой мускулистой шее. Конь оскалил зубы и заржал победно, дробя передними копытами землю, раздувая розоватые ноздри и скосив умные глаза.

Хан повернулся ко мне.

— Этот конь хороший товарищ в пути. Вы едете в далекую и неизвестную страну навстречу опасностям для того, чтобы переносить беспокойные планы вашей страны на весь мир. Но к вам лично я почувствовал симпатию и, если понадобится помощь — вспомните обо мне.

Мне было грустно. Я знал, что он прав, но я не мог ему сказать, что я сам только игрушка в руках той банды, которая управляет величайшей империей мира.

На афганской границе часовые движением винтовок остановили наш караван. Вышел капитан, босой, в туфлях, но в круглой шапке с серебряным гербом и в мундире.

Он опросил каждого из нас и вернулся к своему чилиму[39] на ковер перед палаткой.

Тогда мы сразу свернули с довольно широкой и ровной дороги в горы.

Ночь нас застала в пещере. Я лежал на кошме перед костром; три горца, раскачиваясь, пели песню на языке, сродном с пушту. Там были слова: «Не строй планов о завтрашнем дне. Уверен ли ты в том, что сможешь кончить фразу, которую начнешь? Может быть, завтра мы будем далеко от этого очага, уже похожие на тех, кто ушел семь тысяч лет назад».

Я потерял всякое представление о времени. День уходит, приходит другой, похожий на него.

Пейзажи однообразны в своем великолепном разнообразии. Иногда мы продвигаемся среди снегов, покрывающих горные вершины, иногда среди скал, под которыми бесконечные расстилаются леса.