Баллада о Великом Маге - страница 3

Иэхан брел, размышляя обо всех тех преобразованиях, что происходили в мире, удивляясь, как сильно и он сам изменился со времен его юности, когда не было еще никаких союзов и альянсов, и каждый регион жил, как ему вздумается, и отвечал только за себя и свой народ. Мир тогда ограничивался для него Говорящим Островом и Широким Морем, и все было просто и привычно. Он порой верил, что все бы теперь отдал, чтобы снова вернуться туда, в предсказуемую радость детства, где появление отряда гоблинов[9] в черте деревни было самым ярким событием за годи где дни пахли пшеницей, а ночи — морской прохладой. Человек шел не спеша, вдыхая целительный воздух летней ночи и наслаждаясь пением сверчков, которое во всей суматохе дня было невозможно различить. Дом его находился у самых ворот, рядом с кузницей. Он, конечно, мог бы поселиться и в более престижном районе, поближе к центру, из-за чего регулярно выслушивал недовольства супруги по этому поводу, но тогда он был бы лишен прекрасного вида из окна мансарды на речку, протекающую у самых стен города, и на лес, зеленеющий за мостом, и за это готов был терпеть любые ворчания и причитания своей красавицы-жены, которая, к слову сказать, была на десять лет моложе Иэхана, и только их добрые отношения с его отцом-ремесленником и общее дело позволили ему заполучить в свое полное распоряжение подобное «сокровище», как отец-гном ласково называл свою златовласую дочурку.

Взглянув на шумящий и манящий своими кронами лес, Иэхан со вздохом налег на ручку массивной деревянной двери и, толкнув ее усталой спиной, вошел в дом. Попав в холл, он сразу же почувствовал неладное: у них были гости. Это показалось ему странным: он был закрытым человеком, и никто из его немногочисленных друзей, зная его порядки и нравы, не мог бы додуматься зайти в столь поздний час. Его жена Урсула хоть и была, в противоположность Иэхану, созданием весьма общительным, если не сказать социальнозависимым, но в угоду мужу старалась навещать свою многочисленную гномью родню, расселившуюся по всему Гирану, в течение рабочего дня. Зная нелюбовь Иэхана к шумным вечерам и посиделкам, к его приходу она прогоняла всех визитеров, готовила вкуснейший ужин и неизменно ждала его в холле, занимаясь своими женскими делами за маленьким секретером. В последнее время она увлеклась литографией, для чего пришлось к секретеру приладить станок, и ежедневно Урсула демонстрировала мужу напечатанные ею самолично портреты ее родственников и знакомых, непременно заставляя супруга повесить очередной свой «шедевр» на самое видное место, так что они, шедевры, уже не помещались в узком холле и постепенно начали безжалостно преображать стены столовой и даже кухни. Иэхан снисходительно относился к такому увлечению жены, замечая, однако, что еще дюжина изображений — и он почувствует себя чужим в собственном доме. Урсула же обещала когда-нибудь продать все эти портреты и заработать неплохую сумму денег, но пока ей удалось нажиться за счет своего ремесла лишь на подслеповатом кузене и собственной матери, искренне считавшей свою младшую дочь необычайно талантливым и искусным художником.

Но это был не тот день, когда, погрузившись в мягкие тапки и устроившись в любимом кресле, Иэхан мог насладиться домашним уютом. В тот день, едва переступив порог, он понял, что вечер обещает быть сумбурным. Никто его не встречал. Кроме того, в доме был кто-то посторонний. Из столовой доносился неприлично громкий смех, и затем басистый мужской голос что-то произнес настолько угрожающим тоном, что Иэхан тут же заволновался, а не забрались ли к ним разбойники. Насторожившись еще больше от этой своей мысли, он отшвырнул мыском туфли цветастый коврик, лежащий у порога, подцепил одну из досок и достал из-под нее деревянную булаву, когда-то служившую неплохим оружием начинающему магу Иэну, а ныне гниющую меж половицами особняка зажиточного коммерсанта Иэхана. Шансов припомнить хотя бы одно заклинание было немного. А ведь когда-то в юности Иэхан подумывал о том, чтобы стать мистиком, и, хоть и не слишком преуспел в делах магических, но все же умел накладывать некоторые ослабляющие заклинания и даже испускать из тела слабые энергетические разряды. Таки не припомнив ни одно заклятие, старина Иэн подумал и решил, что тяжелый набалдашник его оружия вполне сгодится, чтобы оглушить неприятеля.