Бальмонт и Япония - страница 14

стр.

, а также очерки о японцах и Японии. Известное внимание уделяют Японии и символисты. В октябре 1904 года журнал «Весы», орган московских символистов, выходит в японском оформлении. В 1905 году в Петербурге с большим успехом проходит японская выставка. Японская мода проникает и в быт, что сатирически отразил, например, Андрей Белый во второй главе «Петербурга», описывая Софью Петровну Лихутину и ее «оранжерейку».

Увлеченная Японией, русская публика охотно читает разного рода «путевые очерки». Вплоть до начала XХ века широкой популярностью пользуется трехтомник Ф. Зибольда «Путешествие по Японии». В 1900-е годы появляются новые книги: Н. Стромилова[93], М. Федорова[94]. В переводе с английского выходит «Вся Япония» Чемберлена[95] и еще не менее двух десятков книг на те же темы. Итог всем этим исследованиям подвело пространное издание Брокгауза и Ефрона, опубликованное в трех выпусках в серии «Библиотека самообразования»[96]. Это замечательное издание и сейчас достойно внимания и прочтения: в нем глубоко и точно охарактеризованы самые разные стороны японской жизни – природа, география, климат, флора и фауна, история, государственное устройство, население, медицина и народное здравоохранение, экономика, финансы, военное дело, образование, язык, литература, искусство, музыка, религия, быт и многое другое. Книга содержит достоверную фактографию, тонкие наблюдения филологического, философского и психологического свойства. Автор прекрасных очерков о языке и литературе Японии с древнейших времен до наших дней, об общем характере национальной словесности и о японском стихосложении Г. Востоков постарался проникнуть в самое миросозерцание японца в сравнении с европейцем. Нам неизвестно, попала ли эта книга в поле зрения Бальмонта, но общность некоторых мыслей двух русских литераторов о японской литературе очевидна. Так, Г. Востоков писал по поводу японских пятистиший танка:

По мере ознакомления с Японией, со страной, с народом и его характером, по мере того, как выясняется глубокая разница между всем строем души японской и европейской, мы начинаем применять к ним другую мерку, начинаем понимать, что нельзя укладывать японскую литературу, не уродуя ее, на чужое ей – прокрустово для нее – ложе европейской критики. Нам, народам с сильно развитым чувством личности, самая литература которых является именно живым выражением исторического роста личности, невозможно без серьезных усилий и без работы над собою понять, проникнуть в дух литературы народа, развитие которого сводилось до сих пор к подчинению личности формам общественным и семейным. Самый язык этого народа – без личных местоимений, с безличными глагольными формами – достаточно красноречиво говорит об этом. <…> Никогда почти японские поэты не дают нам заглянуть в те таинственные глубины, что таятся под поверхно стью; самые интимные чувства передаются ими в поэзии лишь помощью намеков, сравнений, изысканность и искусственность которых доводит их часто до злоупотребления каламбуром. <…> Понятно, что европейцы удивлялись этому и долгое время тщетно старались объяснить себе эти странности.[97]

Присущая японцам образованность, знание почти всеми в этой стране хрестоматийных поэтических текстов и сюжетов, повсеместное распространение гуманитарных знаний – предмет удивления и восхищения европейцев, посещавших Японию. По этому поводу Востоков писал:

Японцы – все поэты. Стихи льются там естественно, без всяких усилий у всех, у мужчин и женщин, от самых низших до самых высоких слоев общества. Уличный торговец, носильщик, рикша, бедная женщина-работница, какой-нибудь продавец «садасу-имо» (сладких бататов) – все прирожденные стихослагатели и все поэты не только в смысле формы, но и в смысле настроения. <…> Каждый японский кули знает наизусть десяток-другой классических образчиков японской поэзии, любит их и глубоко почитает. Главный источник поэзии Японии, вдохновлявший лучших ее поэтов, – чувство природы <…> способность слияния, разговора с ней.[98]

Обзор литературы, сделанный Г. Востоковым, охватывает мифы Японии, драму театра Но, средневековые повествования-моногатари, поэзию танка. Мы предполагаем, что это исследование, снабженное, кстати, многочисленными иллюстрациями, не могло пройти незамеченным в России и пробудило интерес к Японии у многих читателей.