Бару Корморан, предательница - страница 9

Кердин Фарьер, заметно растолстевший за годы, прожитые на острове, ласково дернул Бару за ухо.

– В Империи Масок ты сама будешь выбирать, кем быть, Бару! Мужчина, женщина, богатый, бедный, стахечи, ориати, майя, урожденный фалькрестиец – всякий в нашей Имперской Республике может стать кем пожелает, если он рационален в делах и строг в мышлении. Вот отчего мы – Империя Масок, дорогая. Когда лицо скрыто под маской, значение имеют только личные достоинства.

– Но ты же не носишь маску? – заметила Бару, уставившись на Фарьера – вдруг у него за ушами завязочки, спрятанные в волосах?

Ее слова и взгляд рассмешили купца. Проявления остроты ума он любил не меньше, чем Пиньон и Солит. Но, подобно покойному Сальму, Кердин находил удовольствие и в нахальной прямоте Бару, в ее готовности подойти и спросить или взять.

– Маски надевают, приступая к служебным обязанностям. Солдат надевает маску, заступая на пост, а математик – защищая доказательство своей теории. Члены Парламента носят маски, поскольку являются сосудами воли Республики. И Император всегда восседает в маске на Безликом Троне.

Уклонение от ответа. Неприемлемо.

– А когда ты носишь маску? – не сдавалась Бару. – В чем состоит твоя служба?

– На Тараноке царит жуткая жара, поэтому носить маску – сущее мучение. Но я здесь торгую шерстью и иногда принимаю участие в благотворительной деятельности.

Кердин погладил Бару по голове, остриженной ежиком. Накопленный жир округлил купеческие щеки и образовал складку второго подбородка под челюстью Кердина.

Удивительно, но, думая о толстяках, Бару всегда представляла себе не Кердина, а веселых ириадских стариков-сказочников. Они-то наслаждались почтенным возрастом и лучились довольством, а Кердин Фарьер выглядел совсем иначе! Он носил свой вес, точно припасы, предусмотрительно отложенные на черный день.

– А что, если ты получить право носить маску? – в свою очередь, осведомился купец. – Чем бы тебе хотелось заняться?

Сколько Бару себя помнила, ей вообще не хотелось ничего особенного – только читать книги и смотреть на звезды – до того самого дня, пока в гавань Ириада не вошел фрегат под алыми парусами.

И она никогда не стремилась к невозможному, пока страшная доктрина и семейная трагедия не отняли у нее отца Сальма.

Возможно, смерть отцов удастся запретить законом.

И тогда доктрину удастся переписать.

– Я хочу стать сильной, – заявила она. – И обладать властью.

Кердин Фарьер нежно взглянул на Бару сверху вниз.

– Тогда нужно усердно учиться, готовясь к экзамену, – сказал он. – Очень усердно, Бару.

До экзамена на государственный чин оставалось восемь лет. Бару трудилась до седьмого пота.

«Фалькрест, – мысленно твердила она по ночам. – Эмпиризм. Инкрастицизм. Фалькрестские академии, Парламент, Метадемос, Министерство Грядущего и все их секреты. Если я смогу попасть в Фалькрест, то я справлюсь и со всем остальным».

Как много можно узнать в дальних землях, у самой оси, вокруг которой вращаются Империя Масок и прочий мир! О таких тайнах ее мать и не мечтала!

Но несчастья продолжились и после гибели Сальма.

Весь Тараноке за стенами имперской школы охватило моровое поветрие. Объявленный карантин накрепко запер ворота учебного заведения. Ученики-тараноки, не получая вестей от родных, терпеливо ждали новостей. Они не боялись мора благодаря «прививкам» (еще одному изобретению Маскарада – заблаговременному заражению легкой формой болезни при помощи тампона или иглы). Но ни к концу торгового сезона, ни в сменившем его сезоне штормов карантин так и не был снят.

Порой в школу просачивались слухи об умерших, и тогда Бару не давал спать плач учеников.

«Слухам нельзя верить», – говорила себе Бару.

Тем не менее они часто оказывались правдой.

Одинокими ночами в дортуаре, среди всхлипываний и слез, Бару с холодным раздражением думала: «Вы-то хотя бы знаете…» Лучше уж увидеть тело родного тебе человека и узнать, как ушел любимый родич. Все лучше, чем отец, который пропал в ночи, как детская игрушка или суденышко с перетершимися швартовами.

Затем масштаб смерти снаружи стал ясен – пирамиды трупов, горящие на черных камнях, мокнущие язвы и вонь щелока в карантинных загонах…