Башни Анисана - страница 6
Полностью открыв сознание для коллективной воли и общих мыслетоков, Гиб Аянфаль стремительно пролетел через вереницу пустующих трансферных блоков, пока не остановился в самом последнем, настигнув тех, кого искал. В дальнем конце, сложив руки на груди, стоял мастер Роз. Его окружал десяток облачённых в белые с красными и чёрными полосами одежды техников волн, а впереди всех высился беловолосый незнакомец. Гиб Аянфаль не успел даже толком рассмотреть остальных, наткнувшись на его невозмутимый и требовательный взгляд.
Гиб Аянфаль не знал, что сказать, только во все глаза смотрел на него, запоминая каждую деталь внешности. Чувство опасности преобразилось в трепет, который уже не призывал его бежать прочь, а напротив, толкал к совершенно безрассудным действиям. Общие волны смотрели на беловолосого асайя его глазами, и никогда прежде он не желал, чтобы их звучание полностью заполнило его, растворяя упрямую индивидуальность в глобальном волновом поле.
Противостояние с незнакомцем длилось лишь несколько мгновений. Затем он медленно поднял руку, кончики его пальцев коснулись лба Гиб Аянфаля. Спокойное и мягкое прикосновение. А в следующий миг безвольное тело строителя упало на пол.
Крепкий сон, похожий на слепое забытьё, постепенно растворялся от стойкого ощущения, что нечто с силой давит на лоб, в то время как пурное тело застыло от наполнившей его тяжести. Гиб Аянфаль попытался пошевелить головой, чтобы избавиться от жжения прямо между бровей, но ему не удалось это сделать. Пыль в теле текла очень медленно, едва не застывая.
Но активное сознание уже начало брать контроль над пурным телом. Он попытался припомнить, где же он так долго пропадал в волнах. Ничего. Такого пустого сна у него ещё не было! Обыкновенно сонные волны уносили сознание, заключённое в одно из волновых отражений в свои ярко цветущие глубины, а пробуждение было осознанным возвращением оттуда. Во время сна внутреннее поле асайев очищается от лишней информации, накопленной за день. Бег пыли замедляется, и пурное тело остывает, восстанавливаясь и наполняя своего хозяина новыми силами. Но сейчас Гиб Аянфаль не чувствовал ни малейшей лёгкости, которая всегда охватывала его после отдыха. И ещё эта безумная слабость!
Гиб Аянфаль с трудом приоткрыл глаза и увидел склонённое над ним лицо абы Альтаса. Глаза его погашены и смотрят на него двумя бледно-жёлтыми огнями. Аба одной рукой прижимает его к ложу, а другую держит прямо на межбровной энергометке, и это прикосновение его пальцев такое жгучее. На нём обычная тёмно-синяя акапатоя – мантия длиной до колен с коротким рукавом, своеобразный атрибут старших патрициев, а на его груди красуется тёмно-синий круг – патрицианский знак, скрывающий под собой не одну сотню энергометок. Ещё восемь меток расположились на лбу и щеках, выдавая, по его словам, близкое знакомство с культурой асайев, живущих в недрах. У абы Альтаса длинные чёрные волосы, оплетённые синими лентами, а ростом он так высок, что Гиб Аянфаль макушкой едва достаёт ему для середины груди.
Наконец аба Альтас отпустил юного асайя. Глаза его приобрели привычный бурый цвет, и он воззрел на Гиб Аянфаля с довольно жёсткой строгостью.
– Очнулся! – в голосе абы слышалось облегчение, и вместе с тем зарождающееся недовольство. Это предвещало мало хорошего, только вот Гиб Аянфаль никак не мог понять, что же такого он сделал, что могло не понравиться абе Альтасу. Он сел на ложе, вопросительно глядя на него.
В голове висела неприятная тишина. Он осознавал, что находится в зале мастера своей обители… Но как он попал сюда? Последним, что он помнил, было путешествие в соседнем городе, беседа с мастером Яспой, после которой он собирался вернуться. Он направился к станции трансферов и… Больше он ничего не помнил.
– Выпей это, – аба вывел его из задумчивости, сунув ему в руки небольшую чашу, наполненную жидкой оранжевой пасокой, – Тебе нужно подкрепиться. Асайи много сил теряют после такого. А потом ты мне всё расскажешь!
Гиб Аянфаль немного помедлил, так как не чувствовал особого голода. Ни один асай не станет есть, не имея в том потребности. Насыщение сверх меры считалось делом недостойным. Однако под строгим взглядом абы Альтаса пришлось до дна осушить чашу. Ему действительно стало лучше, пыль заструилась по телу в обычном темпе, а слабость отступила. Он отставил чашу в сторону и спросил: