Басни средневековой Армении - страница 10
Но из этих-то волов, стремящихся сбросить с себя ярмо, из этих-то коней, скинувших со своей спины всадника, из этих-то буйволов, пытающихся забодать своего кормильца, могли выйти и выходили «телесные судьи», карающие смертью тунеядцев.
К их выходу на арену «кормилец» и «защитник» должен был быть готов, и он готовился к этому. Тому свидетели те крепкие железные решетки, которые вставлены были в окна княжеского дворца в замечательном армянском замке Анберд, — окна, обращенные внутрь крепости, в огражденное могучей крепостной стеной пространство, где жили подданные феодала, куда спасались от медведей, волков и львов и проявивший строптивость конь и силившийся скинуть ярмо вол.
Но баснями Мхитара предусмотрено, что никакие железные решетки в окнах и никакие тяжелые и толстые, высеченные из цельной базальтовой плиты, с трудом поворачивающиеся на своих базальтовых же пятниках двери анбердского дворца не в состоянии защитить «кормильца», «защитника» от его собственного буйвола, если последний приноровится боднуть своими могучими рогами, какое бы безопасное расположение предусмотрительно ни придал им
господь-бог. В сборнике Мхитара Гоша появляется изящная, в повествовательной части такая невинная басня об одной из самых изящных птичек, одной из самых доверчивых н домовитых пташек — о ласточке (111).
Слышавший басню Мхитара, прочитавший ее в рукописном сборнике мог бы и не догадаться, почему пример ласточки назидателен для князя, о каком кошачьем волоске идет речь, тем более, что едва ли феодалу, сидевшему в замке, пришел бы в голову иной повод для сравнения себя с ласточкой, кроме того, что как гнездо ласточки прилепилось к стропилам кровли на самом верху, так и его замок прилепился к верхушке неприступной горы. Но назидание поясняет:
«Басня нас мудростью этой птицы поучает: когда, засев в крепости, мы бережемся от сторонних врагов и испытываем стеснение от врагов домашних, — среди таких же домашних находить себе против них помощь».
Конечно, эта помощь домашних была особенно нужна для ограждения «кормильца» от «телесных судей». Эта помощь могла иногда приносить, по мысли Мхитара, большую пользу и без применения крутых мер, лишь внося успокоение и столь близкое сердцу Мхитара умиротворение н даже вселяя в сердце недовольных своим «кормильцем» волов и коней веселие и радость. Об этом говорит басня (72).
Мхитар Гош отдавал себе, конечно, отчет в том, что никакие убеждения, никакое красноречие мудрой коровы (72) в некоторых случаях не помогут, если и сами «кормильцы» не умерят своих притязаний на полное присвоение себе всех благ и достатка этих и без того обездоленных людей. И, верный своему духу примирения, последовательный в своем стремлении сглаживать противоречия между великими и малыми (а если нельзя их сгладить, то хоть затушевать), он вводит в свой сборник две схожие и по построению, и по теме басни, направленные к тому, чтобы образумить и умерить феодалов, — басни про перепелку и ястреба (13), про самую беспомощную и самую яростную из птиц, и про голубя, самую кроткую из птиц (14).
Эти увещания Мхитара, направленные к князьям, очевидно, не всегда оказывались достаточно действенными, и в сборнике Мхитара появляется басня о курице (4), уж на что, казалось бы, одомашненной и глупой, и тем не менее способной предостеречь устами Мхитара от злонравия господ.
В одной из своих басен, в целом не представляющей интереса для нас, Мхитар высказывает общее суждение о том, что наставник и воспитатель должны воздействовать на своих питомцев не только ласкою и убеждением, но и более суровыми мерами — строгостью и устрашением. Как проявление этого более строгого воспитательного приема мы воспринимаем замечательную басню о медведе и муравье (29).
Изложена она настолько остро, в смысле напряжения, и настолько откровенно, что не будь она рассказана безупречным литературным языком (кроме только одного оборота) Мхитара Гоша, не сохранись она только в сборнике Мхитара и не минуй она сборников Вардана, ее по четкости мысли, по силе угрозы можно было бы принять за басню именно вардановского типа. Бесспорно, принадлежа к числу почерпнутых Мхитаром из народной сокровищницы, эта басня приподнимает завесу, скрывающую тех, кто имелся в виду под «телесными судьями».