Басня о неразумной волчице - страница 16

стр.



   - Он по-немецки лишь недавно выучился, о моя госпожа.



   Внезапно дамы осознали, насколько в этой небольшой, по сравнению с дижонским или брюссельским тронным залом, комнате душно и достали веера. Кавалеры внезапно оробели перед дамским румянцем и опустили головы.



   К чести собеседников отметим, что двойная игра велась лишь в присутствии самых доверенных лиц.



   Мария смущённо склонила голову и произнесла ещё несколько весьма галантных изречений.



   - Неужели же дела настолько плохи?



   Людвиг вновь послужил посредником в обмене любезностями.



   - По правде сказать, не настолько. Возможно, значительно хуже. Недавно он падал с лошади, и последствия могут ещё о себе заявить.



   Анна де Равенстейн объявила, что ей нездоровится и что она вынуждена покинуть зал, положила руку на плечо племяннице, вполголоса произнесла на языке Цезаря: "Мужайся, дитя", и оставила комнату.



   Мария царственно кивнула.





   Не успел Людвиг Баварский отереть лоб после аудиенции, как на плечо ему опустилась железная рука принца.



   - О чём вы говорили?



   - Как - о чём? Я переводил вашу беседу.



   - Вы что-то добавляли от себя. Я не настолько глуп, чтоб не заметить.



   - Поймите, Ваше высочество, французскому языку свойственен совсем другой строй...



   - Признавайтесь!



   - Ничего такого, - Людвиг вынужден был приподняться на цыпочках, следуя твёрдым дружеским объятиям. - Она сказала, что узнала меня, ведь это я представлял вас на помолвке.



   - Хорошо, я прощаю вас. Но в искупление вины вы обучите меня французскому.



   - Как вам угодно, - согласился Людвиг, вновь обретя опору под ногами. - Сколько времени готовы вы посвятить занятиям?



   - А сколько времени у нас до свадьбы?





   Мария тоже считала дни. Но не чтоб поспешить овладеть немецким. Ей не составит труда его выучить, как не составило труда освоить прочие науки. Впервые открылось ей, что существует язык иной, не разъятый на словари и грамматику - первый и, может, единственно верный язык, на котором друг друга поймёшь непременно.



   Во время своего тройного диалога они встретились взглядом, и она поняла, что готова смотреть в эти серые глаза бесконечно. В груди её всё трепетало, и кто-то неизвестный - не рассудок, рассудок отрешённо замолчал - подсказывал, что кроме совершенства внешнего, и тонкости ума, и благородства сердца, и прочих качеств, записанных мудрецами в необходимые добродетели, есть ещё нечто, что забыли внести в список.



   Солнечные лучи окрашивались стёклами и сочетали цвет с сияньем бриллиантов. Мария любовалась подаренными камнями и думала, что французский король ошибался насчёт скаредности, а всё прочее поправимо.



   Исполненная светлых чувств, Мария порвала письмо.





   19 Несообразно титулу - к независимой герцогине следовало обращаться "Ваше высочество", а Людовик обратился к Марии, как к своему вассалу, "Ваша светлость".




VII







   Из двери пахнуло растопленной печью, смолой и жарким - на кухне вовсю суетились слуги.



   Бланка облизнулась - и минула эту дверь. Отыскав чёрный ход, она принесла в холодные коридоры запах прелых листьев, ветра и земли.



   Сразу за дверью для неё оставили на полке свечу и огниво - как всегда. Бланка зажгла нитяной язычок, глянула на свои руки - и тут же задула свет. Луна и так яркая.



   В висках колотилась кровь, в мыслях крутилась песенка.



   Ехала дева одна через лес,



   Липа шумит над камнем,



   Выскочил волк ей наперерез,



   Плод любви созревал в ней.






***





   Воспользовавшись перемирием, что заключили Валуа и Габсбург, Кунигунда приехала проведать брата и невестку. Молодожёны оставались во владениях Бургундки, но смогли покинуть Гентскую твердыню и обосновались в Брюсселе, который Мария ещё прежде назвала столицей Фландрии.



   Немецкой принцессе недавно исполнилось семнадцать, она превратилась в цветущую рослую девушку, не то чтобы красавицу, но фамильные черты проступили на её лице не так резко, и её можно было назвать привлекательной дамой. Тяжёлые косы её отливали медью, но чтобы не упоминать, что голова принцессы увенчана неблагородным металлом, поэты именовали её "яростно белокурой". В глубине души дама по-прежнему оставалась непоседливой девчонкой и сразу с верхней ступеньки кареты принялась бурно выражать радость от встречи со старшим братом.