Батийна - страница 10

Много раз небо пересекли журавли и белые лебеди. Адыке между тем упорно молчал, будто сгинул со света. Не приезжал полюбоваться невесткой. Дошлп слухи, что сват Адыке очень зол на Казака: не приехал охотник вопить причитания на похоронах свахи Сейилкан. «Я ему припомню это, — грозился Адыке, — вот встречусь с ним в темном месте и заставлю его, жалкого куда, узнать, кто я!»

Когда Сейилкан, мать Абдырахмана, ушла из этого мира, Адыке не очень горевал: женщина для него все равно что своя плетка. За пятьсот овец и девять голов крупного скота он взял себе в жены молоденькую девушку. Недолго пустовала постель Сейилкан.

Эта весть ожесточила сердце Казака: ишь, на свою женитьбу сколько скота не пожалел, а за споху и паршивой овцы не дал.

Между тем Батийие исполнилось шестнадцать. От Адыке по-прежнему вестей не было. Зная, что она просватана, люди не засылали посредников. Если бы даже и пришли другие сваты, Казак все равно не дал бы согласия: как ни говори, а Батийна уже обручена. Пока дочь не свободна от уз сватовства, он связан по рукам обычаем предков. Казак не вправе отдать дочь за другого. Единственно, что могло освободить отца от невидимых пут родового обычая, это если бы к Батийне посватался не менее зажиточный человек, чем Адыке. Но посмей Казак так поступить, Адыке наверняка пожалуется бию. Отняли, мол, у него невестку. Разразится скандал, в него втянутся обе стороны: кто отдал девушку и кто ее взял.

Все это, конечно, отлично понимал и хитрец Адыке. Возможно, он выжидал, чтобы толкнуть Казака на позор, кто его знает… Беспокойнее становилось на сердце у родителей. «Свахи Сейилкан больше нет в живых, — думали они. — Только она могла желать своему сыну счастья. Нужны ли мы теперь мачехе? Зачем ей чужой сын? Ребенку, оставшемуся от Сейилкан, она и не подумает невесту искать!»

Не дождавшись отца жениха с почестями, Казак сам отправился к Адыке.

У рода, с древних времен богатого и могучего, обычаи и нравы свои. По широкому зеленому ущелью, по горным склонам, как звезды, рассыпаны стада коз, лошадей, коров, верблюдов. Немного поодаль от серых юрт красуются белые, с высокими куполами просторные юрты бая.

Как только аил перекочевал на новое место, Адыке распорядился: никто не должен тревожить бая и байбиче. Скот держать подальше.

Вторая жена бая, Салкынай, дочь родовитого манапа по имени Караберк, была с норовом. Высокочтимый манап лелеял свою дочь. Лет до пятнадцати она ходила одетая, как мальчик, была лихой наездницей и вместе с отцом разъезжала по аилам на иноходце с пером филина на голове. Отец звал ее Салышбеком, словно у нее не было девичьего имени. Люди привыкли ее считать храбрым и достойным сыном батыра Караберка. Постепенно девушка возомнила себя на самом деле отважной и бесстрашной. Случалось, что плеть Салкынай взлетала над головой того, кто осмеливался ее разгневать. Она любила возиться с охотничьими собаками, нередко выезжала в горы с ловчей птицей. Никто не решался к ней посвататься. С годами, однако, строптивой красавице пришлось расстаться с нарядом Салышбека. Теперь она сидела в юрте, на девичьем месте, ожидая своего счастья, в пышном тебетее с выдровой опушкой, шею украсили несколько низок бус. Платье с оборками и красный жилет подчеркивали ее гибкий стан. Салкы-най сидела недвижимо, как кукла, с постоянно незанятыми руками, потому что ей не было дела до иголки и ниток, до вышивки и шитья. Мать Салкынай часто говорила Караберку: «Моей дочери суждено быть байбиче. Незачем ей мучиться с иголкой и ниткой, терять драгоценное зрение. Для всякой черной работы хватает жен бедняков. А моя дочь — хозяйка над скотом. Она у меня войдет только в богатую юрту, ей каждый там будет кланяться в пояс».

Нежданно-негаданно старшая жена Адыке Сейилкан ушла из жизни, и бай тут же решил взять жену из знатного рода. Он знал, что Караберк с готовностью отдаст за него свою дочь. Адыке, долго не раздумывая, погнал много скота к батыру и в свои сорок лет стал мужем восемнадцатилетней Салкынай.

Судьба улыбнулась ей. Не прошло десяти лет, и она стала полновластной хозяйкой в юрте. Адыке не мог на нее насмотреться. Салкынай не только уважали, но и побаивались. На людях никто не обращался к ней по имени. Старшие звали ее — «Салкын байбиче», дети — «мать Салкын». Она управляла не только мужем, но и многолюдным аилом. Дважды ее слова не повторялись. Адыке считал себя и львом и тигром, но при дочери батыра Караберка превращался в трусливую кошку.