Батраки - страница 15
Безумие охватило людей. Горячей волной обдает лица. Душит накаленный воздух… Безумие! Сладостно дурманящий круговорот…
Треск — лопнула струна. Все вдруг остановились — над пропастью… Очнулись, едва замолкла скрипка.
— Что случилось?
— Да видите…
Все усаживаются куда попало. С трудом переводят дыхание… Многие выходят на улицу. Начинаются разговоры… Гомон нарастает… Слышится шопот… смех… Старики вперемежку с молодежью снова пьют и толкуют.
Козеру Собек встретил за стойкой. Старик тут сидел уже с утра.
— Опять вас сюда привело? — спросил Собек.
— Э, Собусь! Это целая история… Поди-ка, я тебе расскажу.
— Некогда мне!
— Вот беда! А то бы ты узнал…
— Да вы же зареклись ходить в корчму!
— Ни от чего, сынок, зарекаться нельзя! Чему суждено быть, то и будет…
— Я понимаю! — перебил Собек, желая поскорей отделаться от старика.
— Поймешь, сынок, когда я тебе расскажу. Что, не видал ты тут моей Ганки?
— Вы ей отец, вы за ней и смотрите! — с издевкой ответил Собек и отошел от него.
— Гордый малый, — буркнул вслед ему Козера. — Мало будет Ганке от него радости… Ну, на все воля божья! Зысель, — повернулся он к корчмарю, — дай-ка мне этого поношения господня…
Зысель подал стопку горькой. Старик опрокинул ее и погрузился в благочестивые размышления…
В корчме поднимается гомон, раздается громкий смех. Старики и молодые — все веселы и довольны.
Посреди горницы кружится какая-то бабенка с любым, кто подвернется ей под руку, притопывает и поет:
А у стойки глухой ее муж на радостях, что такая у него хорошая баба, снова подносит по чарке собравшимся кумовьям.
Музыканты, примостившиеся на лавке у окна, едва успевают угощаться — столько народу их потчует… Первый среди них старый Гзица — скрипач знаменитый! Покуда сможет скрипку удержать в руках — не выпустит ее. Рука у него до того наловчилась, что смычок так сам и ходит… Только было б кому петь!.. Такт Гзица отстукивает ногой и уж не собьется ни на осьмушку… Всякий напоет ему вполголоса что кому нравится, а он сразу без ошибки сыграет. Проведет смычком по струнам, сам притопнет и, весело подмигивая, подбивает людей потанцовать.
Прибежал сюда и Войтек. Смотрит в окно, а зайти в горницу боится. «Эх, кабы не отец!» — думает паренек.
Однако не утерпел. Влез на окно и шепчет Гзице на ухо:
— Сыграйте-ка это:
Старый Хыба заметил его.
— Вот ты где, прохвост!
Но пока он проталкивался к окошку сквозь густую толпу, Войтка уже не было…
В эту минуту в корчму вошел Юзек.
Сразу его обдало жаркой духотой. Он поискал, где бы сесть, чтоб его не видели, а ему бы можно было поглядеть на людей вблизи.
Вдруг музыка заиграла плясовую. Пары начали строиться. Раззадорило и Юзка, он сбросил хазуку и встал, высматривая себе пару…
В толпе его заметил Собек, а он должен был вести танец. Парень бросился к музыкантам.
— Я с нищими танцовать не стану! — закричал он грозно.
— Правильно! — рявкнул Хыба. — Только батраков тут нехватало! Побирушек проклятых!
— Сукины дети!
Шум поднялся, суматоха… Сначала никто не понимал, что случилось. Думали — драка.
Юзку кровь ударила в голову, ярость сдавила горло.
— Что же, корчма… для богачей? — наконец выкрикнул он.
— Да уж не для батраков! — засмеялся Хыба, а за ним и остальные.
— Псы поганые… — буркнул Юзек.
Была минута, когда, не помня себя, он готов был броситься на всех, бить, кусать, рвать в клочья… Однако он во-время спохватился, что не сладит. Их вон сколько, а он один.
Накинув на плечи хазуку, он выбежал прочь.
— Коз тебе пасти, а не танцовать! — летело ему вслед, и смех гнал его в поле.
— Псы поганые! — погрозил он кулаком. Стыд и негодование сжимали ему горло; то жар, то холод, поминутно сменяясь, сковывали его тело.
Постояв на морозе, Юзек пришел в себя.
«Бежать, бежать на край света! — было первой его мыслью, когда он так стоял, посреди дороги, ведущей в Конинки. — Не видеть больше этих людей, не слышать насмешек… Бежать, скрыться от них как можно дальше!..»
Он быстро шел, то останавливаясь, то шатаясь, как пьяный. Потом снял шляпу, утер пот и долго стоял с непокрытой головой на ветру…