Батурино – гнездо родное - страница 50
– Порадовал ты меня, отец! Давно я не испытывал такой радости. О многом и важном ты написал. Вот, чту:
«Что ж, труды Исаака много успевали?
Не чудись! Христолюбцы много пособляли;
И ныне б обитель Святая успела,
Но уже у Христолюбцев вера оскудела».
Да, оскудела! Люди, одержимые дьяволом, дерзали нападать на святую обитель, обстреливать из пушек, убивать защитников, подобно нехристям калмыками или башкирам. Но те были инородцы. А эти? Вроде бы, люд крещенный, православный А на деле – хуже врага. Да, грехи наши тяжкие!..
Ныне иконописец наш, Иван Соколовский, роспись творит в усыпальнице Далматовой. Я его благословлю, чтобы он твои, отче, стихотворения поместил в ней для назидания. Спаси тебя, Господь!..
Несказанно довольный – и проделанной работой, и признанием, много ли нужно стихотворцу для счастья, уходил отец Леонтий от игумена Даниила. Слава Тебе, Господи! Приложил он, грешный иерей, руку к делу Божию. Оставил добрую память… А иконописец Иван Соколовский поместил стихи отца Леонтия в усыпальнице батюшки Далмата, исполнил послушание…
23-го сентября 1793 года матушка Ирина разрешилась от бремени и родила отцу Леонтию второго сына, которого нарекли именем Иоанн, окрестили, воцерковили и стали в храме Божием причащать Хлебом Небесным – Телом и Кровью Господа нашего Иисуса Христа. Отец Леонтий радовался прибавлению семейства. Как же было не радоваться? Господь послал еще одного сыночка – Иванушку. Слава Тебе, Господи!..
Заканчивался 1793 год. Шел Рождественский пост. Мороз сковал речку Исеть льдом. Снег лежал на крышах каменных купеческих домов, деревянных изб, поскрипывал под ногами. В домах топили печи. Столбы густого дыма уходили в синеву небесную.
Ах, славная сибирская зима! Здоровый пост, когда мясному и молочному дан «отбой», а «добро» дано постной пище – каша, картошка, соленые огрурцы, грибы, помидоры, квас…
В Свято-Никольском храме бывшей Служней слободы и в монастырском Свято-Успенском храме шли Богослужения. Народ православный говел, исповедовался, очищая душу от грехов и причащался Тела и Крови Христовых, готовился с чистой душой и сердцем встретить праздник – Рождество Христово.
После службы, выходя из храмов, боголюбцы подавали милостыньку нищим, сидевшим на церковной паперти, говорили:
– На, милый, прими, ради Христа, да помолись о здравии и спасении моей душеньки грешной и моих родственничков…
В эти дни отец Леонтий получил послание из Батурина. Писал его отец – Василий Трофимович. Он сообщал, что все, слава Богу, живы-здоровы. Да только вот ему тяжелехонько приходиться. Года его перевалили за шестьдесят. И в храме Божием служить, и с домашним хозяйством управляться – трудновато стало. Года не те. Хотелось бы ему получить помощника. Просил он Леонтия, чтобы он, взяв благословение у церковного начальства, перебрался бы на службу в Батурино – отцу родному пособить в трудах.
Батюшка Леонтий читал послание своего родителя и утирал слезы, невольно катившиеся из глаз. А когда закончил чтение и немного успокоился, то позвал он к себе жену свою Ирину Ивановну и все ей изложил прочтенное, а потом вопросил:
– Что, матушка, поедем в Батурино, старикам-родителям в трудах помогать?
Она, склонив голову, ответила:
– Как ты, свет мой Леонтий, порешишь, так и станется. А я за тобой -ниточка за иголочкой.
– Вот и славно! – обрадовался отец Леонтий, – я родителю отпишу, чтобы ждал нас к себе на жительство. И о переводе своем в Батурино похлопочу. Думаю, что препонов не будет…
Так оно и вышло. Получив благословение на перевод в Батурино, батюшка и матушка начали собираться, паковать пожитки. От Далматова до Батурино путь не близкий. Да еще с ребятишками малыми. Но Господь милостив. С Божией помощью, помолясь, все преодолимо…
Дорога до Батурино закончена. Отец Василий, услышав колокольцы тройки лошадей, надев шапку, валенки, торопясь, выходит из дома. Открывает калитку и видит приезжих – сына Леонтия, невестку Ирину, внучат, тепло укутанных, всплескивает от радости руками, обнимает сына, целует в щеки невестку, внучат, зовет поскорей проходить в дом, погреться, отведать угощенья, попить чайку горячего из медного самовара, еловыми шишками разогретого.