Баядера (СИ) - страница 3

стр.

— Хорошую дурь нам вштырили, вот что происходит, — ответил я, теряясь в догадках, является ли человек рядом со мной плодом одурманенного воображения.

— Это не глюк, Игорь, это нет, это не оно, такого не бывает, нет, Игорек, мы влипли в какую-то жопу, я не понимаю что творится! — затараторил Филя вполголоса, боязливо озираясь по сторонам, как будто нас могли подслушивать.

— С ума не сходи. Сядь рядом и просто подожди. Дольше часа это не продлится.

— Ты не понял, Игорек, ты ничего не понял! Я же говорю тебе! Это не спрей, это что-то другое! После спрея таких картинок не бывает! И потом вкус, запах, осязание — нет-нет, это совсем другое! В кумаре видения не совпадают, а я видел тебя! Я видел тебя в болоте, и видел, как ты стал красным, и как тебя затянуло вниз… И я прыгнул за тобой! Вот как я оказался здесь! Оказался здесь и нашел тебя! Ну как тебе? Как тебе такое? А еще, Игорь, а еще на поле был Стас — ты помнишь Стаса? Так вот, нет его больше… Бежать надо, Игорек! Бежать, только куда — я не знаю!

Филя что-то продолжал лопотать, а я видел только его круглые от ужаса глаза, и нехорошее чувство противно сдавило мне горло.

— Помоги мне откопаться.

— Нельзя, только сам, понимаешь? Я пытался помочь Стасу… Чем больше помогал, тем хуже. Здесь нельзя помочь, здесь каждый за себя! Но я рядом буду, я буду сидеть и ждать, когда ты выберешься…

Я закрыл глаза. Бред-то какой… Все это — бред…

А если все-таки не совсем бред? Ведь что-то внутри меня тоже бормочет: «Бежать надо, Игорек!», только совсем тихо, гораздо тише ошалевшего Фильки. Очень уж много не стыковок. Но пытаться объяснить их сейчас или все отбросить как нереальное означало остаться на месте.

А может, и в самом деле надо просто бежать?

Мне вдруг стало легче. Я пошевелил плечами и понял, что снег вокруг меня больше не такой плотный.

Я начал активно толкаться, расширяя свою берлогу.

— А почему у тебя ширинка расстегнута?

Филя дрожащими руками застегнул штаны.

* * *

Ноги проваливались в снег глубже колен. По спине медленно и противно сползали капли пота. Я остановился, чтобы зачерпнуть ладонью кажущийся теплым снег и в сотый раз попытаться освежить им лицо.

Рядом поскуливал Филя, засыпая меня вопросами типа «куда мы идем» и «что мы будем делать». Как будто я знаю. Полцарства бы отдал, чтобы он свое хлебало склеил хоть на пять минут. Но я на него больше не гаркаю, потому что пытаться прервать его детскую истерику так же безнадежно, как молитвами остановить понос.

Я уже привык, что ландшафт вокруг постоянно меняется. Обрывы затягивались, как раны, горы становились стеклянными кубами, а мои руки периодически покрывались пятнами, очень похожими на трупные. Последнее было особенно неприятно, так что я старался не смотреть на себя. Если невозможно контролировать то, что снаружи, надо хотя бы сохранить контроль внутри. А для этого необходимо по-прежнему верить, что я — это я. И точка.

Я обернулся. Странно — на дне моих следов постоянно виднелась грязь, а следы Фильки — кристально чистые, белые, едва различимые. Это не спроста.

Я вернулся к следам, потрогал их. Под моими в самом деле прощупывалась земля, а под его следами как будто было еще метра два снега. И тут ко мне пришла идея.

— Ну-ка сядь, — скомандовал я приятелю.

— Зачем?

— Сядь и постарайся взять себя в руки. У меня подозрение, что пока ты не придешь в адекват, нам так и плутать по белому месиву.

Он заплакал.

— Игорь, я не могу! Он умер у меня на руках, и я… Я не хочу умирать! Я не хочу так умирать, понимаешь? А ты иди… Иди сам, может быть, и правда выберешься из этого дерьма… У меня не получится.

Я сплюнул. Вариантов было не много.

Мой кулак аккуратно въехал ему в челюсть. Я постарался, чтобы удар был не слишком сильным и не слишком слабым. Филя вскрикнул и завалился на бок. Поколебавшись, я зарядил ему слегка под дых.

Что сильнее страха и жалости к себе? Я думаю, злость. Она всегда зашоривает все лишнее, и ты с кулаками кидаешься на вооруженного быка с корочкой элитного отдела, хотя даже дотянуться до его морды нет ни единого шанса.

Я понес отчаянную пургу, наблюдая, как у Женьки краснеют щеки и шея. А когда он поднялся на ноги…