Баядера (СИ) - страница 4
У меня сильно закружилась голова. Настолько сильно, что я опустился на корачки, чтобы не упасть с двухметровой высоты собственного роста.
Под ногами оказалась земля, покрытая опавшими листьями и мхом. Я осмотрелся: никакого снега, повсюду стояли деревья, много, много деревьев! Я бросился обнимать ошалевшего Филю, а тот вдруг отстранил меня и указал рукой куда-то в сторону.
Там, возле огромного сучковатого ствола поблескивало что-то инородное. Что-то, похожее на трещину в картинке.
— Мы… выбрались? — прошептал он, вопросительно глядя на меня.
Я пожал плечами.
— Думаю, это финишная черта. Если хочешь, давай я первым это проверю.
В маленькой комнате горел тусклый свет ночника.
На стене — огромный плакат Джибо, инопланетного сверхгероя. Под ним, на полочке, стояла пластмассовая модель его корабля. Между моей кроватью и Джибо чуть больше метра, и в это пространство с трудом вписывался стол со всяким хламом и синее кресло-маятник, которым я очень гордился.
С ума сойти, неужели моя комната и вправду была такой убогой?
Из кухни донесся знакомый вскрик. Он приглушенный, потому что побои мать всегда терпела, зажав себе рот рукой, чтобы случайно меня не разбудить.
Как будто я мог спать, когда этот ублюдок долбил ее головой о кухонный поли-автомат.
Из леса я шагнул прямиком в свое прошлое. Не самое приятное путешествие, если очень честно.
Я вышел из комнаты и подошел к кухне. Сквозь стеклянную дверь виднелись размытые силуэты отца и матери. Она сидела на полу. Он опустил стул, которым только что бил ее, сел и начал набивать свою вонючую трубку.
От кухни до туалета по прямой бежал длинный коридор, и сейчас я отчетливо увидел, что там горит свет, а дверь слегка приоткрыта.
Я подошел к туалету и толкнул дверь ногой. Точно — мой папаша лежал там, перепачкав всю отделку красным дерьмом, текшим в его жилах вместо крови.
Я был щуплым тринадцатилетним пацаном, так что уложить его в прямом столкновении не мог и мечтать. Но пацан нашел способ. По пьяной лавочке отец никогда не закрывал в туалет дверь и не включал там свет, так что оголенных проводов в толчке он просто не заметил.
Отключив электричество, я подошел к нему, взял за волосы и еще пару раз приложил об новомодный железный порожек.
Наверное, по сценарию здесь полагалось рвать на себе волосы от сожаления, что этот выродок неудачно помочился? Усмехнувшись, я направился к входной двери.
Открыв дверь, я оказался во дворе воспитательного училища архангела Михаила — моей тюрьмы, где мне пришлось провести пять очень долгих лет. С тех пор я ненавидел церковь и армию.
Полная луна щедро изливала прохладный свет на квадратное серое здание училища, всехристианскую часовню и мини-кладбище старого образца. Полагаю, его здесь держали в качестве декоративного элемента или опосредованного способа пробуждать в испорченных душах сложные мыслительные процессы.
Меня никогда не волновали его свето-тени, все эти драные стены с заполненными и еще пустующими нишами для праха, даже в ночную вахту. Но сейчас кладбище казалось наполненным какой-то странной жизнью. Нечто пряталось там, в обрывках тумана, следило за мной, выпивало силы и становилось все сильней. Я почти чувствовал, как его ледяные щупальца проползают мне в грудь и сворачиваются там клубком, мешая нормально дышать.
Невольно я попятился, и тут из темноты вышла маленькая женская фигурка.
— Карина?
Если я вообще кого-то в своей жизни любил, кроме матери — так это ее, девушку с россыпью рыжих волос, пахнущих корицей и свежими булочками. Ее семья принадлежала к ортодоксам, отвергающим временную стерилизацию девочек, использование клонированных органов и генную инженерию. Может быть, поэтому она была такой особенной, настоящей? Когда мы расстались, ей еще не исполнилось семнадцати, а я перевалил за двадцать. Мне тогда казалось, что так будет лучше для нее. Потому что у меня ни впереди, ни позади ничего хорошего не имелось, а она заслуживала только хорошее.
— Привет, — сказала она и улыбнулась. Нелепое серое платье висело мешком на ее тоненьких плечиках.
Карина вдруг стала задирать подол платья, и я схватил ее за руку.