Бегом от токсичных родителей - страница 15

Моя мама горько говорила – какое теперь тебе до нас дело, раз уж ты решила бросить родину навсегда…

Про внучку никто не помнил. Или не верил. А мы тихо начинали осознавать, что себя спасаем в этой ситуации наравне с дочерью.

Тем не менее, они настаивали на том, чтобы устроить прощальную встречу. Им очень важно было это, проводить непутевых детей, как и полагается хорошим родителям. К тому времени у меня уже голова лопалась от этого дуализма.

Когда мы выехали, с каждым километром мой душа расцветала. Это было незнакомое мне чувство. Похожее на любовь. Отдаление от родителей, любящих нас всем своим… чем же они нас все же любили? – ощущалось на физическом уровне.

Я находила радость в том, чтобы начинать с нуля. В том, чтобы терпеть тяготы неустроенности и быта. Чтобы общаться с миром без контроля мамы. У нас появлялись друзья, которых моя мама не имела возможности увидеть. Она не могла их оценить, так же как не могла оценить мою мебель, выбранную мной для детей школу, сшитую мной новую юбку или пиццерию, в которой мы отмечали день рождения.

Она не могла настойчиво ждать, чтобы я пригласила ее в гости одновременно с друзьями, раскритиковать мой диван, пожалеть детей за слишком сложную школу, обвинить меня в деревенском вкусе по поводу юбки и устыдить за то, что я не устроила день рождения дома, а повела детей в кафе. То есть за то, что я плохая мать своим детям и хозяйка тоже не очень.

Свекровь ограничивалась короткими вопросами – ну как у вас там, нормально, не сильно плохо? Мы сначала пытались рассказать, как у нас хорошо, мы не могли не поделиться, как хорошо стало в нашей жизни, но вовремя опомнились.

Разве могло быть хорошо то, что мы сделали? За столько лет мы ни разу не сделали хорошо.

Они спокойно жили без нас. Свекровь читала детективы и заботилась о кошке. Мама ходила по магазинам и заботилась о кошке и собаке. В их размеренной жизни было заполнено все. Мы расслабились. Напряжение от ожидания за каждым словом обвинений в свой адрес в неполноценности спадало. Это чувствовалось даже по телефону.

Мы расслабились настолько, что стали приглашать их в гости. Мы поверили, что километры – это то, чего не хватало для наших отношений.

В гости приезжать никто не хотел. А потом…

Освобождение наступило не в трудную минуту. И не тогда, когда на основании обещанной капли крови, я в надежде обратилась за росписью в бумаге (конечно нет, не за одной росписью. Я просила о многом. Мне отказали, и я приняла это как норму).

      Освобождение наступило, когда мама забыла выключить телефон после нашего с ней разговора. Мы говорили с ней долго, тысячи километров сделали наше общение легким, я думала, что возможно благодаря расстоянию лечатся даже самые нездоровые отношения и я наконец-то нашла тот формат общения с родителями, который всем подойдет. Она расспрашивала меня о том, что я готовлю сегодня на обед, чем занимаются внуки, когда я выйду на работу. А попрощавшись забыла нажать значок на смартфоне.

И я с удивлением узнала, что мои дети бегают голодными по дому, я не веду хозяйство и не учу ничему дочь. Что я эксплуатирую одного ребенка, забросила второго, а третий перестал развиваться. Что у меня в доме недопустимый бардак. Такой же недопустимый, какой был всегда. Вот такая из меня вышла мать… Все это она рассказывала отцу, узнав о моей жизни из моего рассказа. Прямо не успев положить телефон, пока впечатления свежи.

Отец… поддакивал. Да, ага, ага…

Дальше было страшное. Мне предстояло украсить пасхальный торт и собрать две сумки с едой в дорогу. Руки у меня опустились полностью. Пожаловалась пришедшему из магазина мужу. Ну ведь слышала же ты куда худшие вещи от нее, удивился он. Худшие, да. Но подобного еще не случалось. Я решила, что праздник все же состоится. Скрипя зубами и собрав всю силу духа, переживала я и не такое, я покрыла торт марципановыми зайцами и орехами,..

… а вечером перенесла выкидыш….

Принятие матери стоило мне ребенка.

Меня тошнило от вида крови, я поняла, что есть предел семейным узам, пустым надеждам, иллюзиям и лицемерию.

Следующее, что я поняла, что любой разговор с ней, добрый или конфликтный, приносит мне вред. И объем этого вреда я неспособна оценить.