Бегом от токсичных родителей - страница 27

У моей мамы есть дочь. Не я.

Какой она была в детстве я не знаю. Потом она выросла в миниатюрную девушку, от которой все падали в обморок, самую милую на свете, которой можно было гордиться. Она была самой умной, пекла лучшие пироги, и сама шила себе платья, у нее были самые лучшие в мире волосы, доставшиеся ей по наследству от папы, которого ей выбрала мама (справочно – такие волосы называются пористые сухие вьющиеся;)) и самые тонкие в мире пальчики, доставшиеся ей от папиной мамы – потому что мама так загадала во время беременности (справочно – бабушка носила 21 размер кольца). У нее была фигура «песочные часы». Мне с Т-образной фигурой было непросто носить ее одежду.

Все в нее влюблялись, а она этого даже не понимала – и то, что она не видит в упор обращенных к ней чувств говорило о ее возвышенной натуре. И когда-нибудь она бы вышла замуж за какого-нибудь очень состоятельного человека – зрелого, но чтоб ни разу не женатого, который пришел бы к ней домой и вытащил ее из-за печки, где она все это время его ждала. Ну, и пока ждала за печкой сделала бы карьеру.

А потом она стала странной, вышла замуж за какого-то молодого и вовсе не состоятельного и завела себе какую-то собственную жизнь. Гордиться было нечем. Какая-то будничная у нее жизнь – зарабатывает деньги, заводит детей, покупает жилье. Ну надо же, как из такой необыкновенной дочери получилась такая обыкновенная женщина.

Моей маме стоило большого труда закрывать глаза на мою жизнь на этом этапе. Пришлось не слышать и не слушать моих рассказов. Быстро заканчивать разговор, когда подробности забот шли совсем уж вразрез с ее картинкой в голове. Ей приходилось самой поправлять образ благополучной дочери, живущей легко и счастливо, это было очень непросто. Факты лезли из всех щелей и всех событий.

Через несколько лет разрез превратился в разлом. И оказалось, что замужество испортило ее дочь и отношения между ними. Под влиянием мужа дочь стала расчетливой (а расчетливость для моей мамы была синонимом жадности. А жадность – самый страшный порок). Даже то, что я веду учет расходов и доходов говорило о том, что я слишком люблю деньги. И еще жадные люди всегда прибедняются. То, что я говорю о своих финансовых сложностях свидетельствовало о том, что я скрываю от нее свое финансовое благополучие и не хочу делиться. Экономлю на подарках. Даже ремонт в доме из жадности делаю своими руками, не нанимая профессионалов.

Я стала завистливой. Человек, который не делится, всегда завидует чужому успеху. А вдруг я позавидую ее сыну? Или ей? Лучше не говорить, что она поехала в отпуск, чтобы не вызывать в свой адрес потока зависти (а зависть самый страшный порок. После жадности). И она уезжала в отпуск тайком. Я узнавала об этом спустя пару дней, когда звонила ей. А когда не звонила – не узнавала. Она говорила, что делает это вслед за мной – я же тоже не делюсь с ней новостями о своей жизни. Это было в ту пору, когда она бросала трубки, не желая слушать «негатив».

Жадная, завистливая – я стала еще и чужой. Я сменила интересы. Гороскопы, феншуй, эзотерика, которыми она могла раньше развлекаться со мной годами, стали мне неинтересны. «В твоем гороскопе написано, что тебе предстоит много судебных тяжб, которые ты будешь проигрывать, поэтому тебе нужно идти на юридический, чтобы к этому подготовиться!» «Ну и как же ты будешь переезжать в этот дом, если в этом году не феншуй?»

И вдруг я испортилась. Я пыталась протестовать против обсуждения людей в презрительном ракурсе. Я захотела каких-то «нормальных человеческих отношений»!

Нам не о чем стало разговаривать. Вообще. Потому что я изменилась. И я была в этом виновата, потому что она со своей стороны всегда была готова принять свою дочь и простить ее… если она снова станет прежней.

Я не заметила, когда ее виртуальная дочь стала плохой матерью. Она приходила ко мне и говорила – у тебя детям есть нечего. Ну где нечего-то, убеждала ее я, вот, видишь – суп, ленивые голубцы, и творожная запеканка! Вот фрукты, вот помидоры! Она торжествующе отвечала – а у тебя нет вареной курицы!!!