Белая лебедь Васьки Бриллианта. Часть 1 - страница 2

Странник по жизни, с худой котомкой за плечами, бредущий по бесчисленным колким арестантским дорогам, вязнущими усталыми ногами.

Он не имел ни дома, ни семьи и не был поглощен жаждой собственного благоустройства. В его боголюбивой душе гармонировали безграничная свобода духа и неистребимое стремление к справедливости. В то же время, будучи мятежным авторитетом преступного мира, он остро дисгармонировал с социалистическим обществом, в котором ему по определению не могло быть места.

Он оказался выброшенным на обочину современной Российской истории — противопоставив себя беспрецедентному по жестокости, тоталитарному режиму безбожников — коммунистов.

Армада советских зэков, которым уготовано было пройти ужасы советских лагерей, а также их безжалостные охранники и палачи — весь этот люд знал или же слышал, о коленонепреклоненном «страннике» — Ваське Бриллианте.

Переходящие из уст в уста рассказы о его стойкости и бесстрашии, поражали воображение. А после гибели в застенках страшной спецтюрьмы «Белая Лебедь» — имя его в памяти каторжной России обрело бессмертие!

Из обрывков информации почерпнутых из дневника заключенного, сидевшего с Владимиром Бабушкиным в Карлаге в 1950 годах, воспоминаний о нем «коллег» — Воров старой формации, удалось собрать мозаику основных вех жизненного пути главного героя этого романа.

Автор.

Всякая идея, если она достаточно долго разделяется многими, в какой-то части верна!

Воровская идея.

В России, легко и обыденно отдавшего своего монарха Николая II на растерзание безбожникам-коммунистам, 117 000 храмов с сияющими куполами и малиновым звоном колоколов, напоминали русскому человеку — оберегать ДУШУ и помнить о Христовых добродетелях!

Спецособая зона Лапотки уже месяц как сидела на голодовке, отказавшись от приема пищи. В камерах сидело по пять узников, «мусора» беспричинно избили хороших парней (всю камеру) и возмущенная зона обьявила голодовку.

Стареющий, больной, полуслепой Вор в законе Васька Бриллиант был на прогулке, когда к нему в прогулочный дворик вошел «хозяин» зоны — пожилой подполковник, в сопровождении двух офицеров.

— Чем обязан? — спросил Васька. Был он невероятно худ, роговые очки с толстенными стеклами гляделись телескопами на его бледном, как мел лице. Он с трудом передвигал ноги, волоча их за собой, точно к ним были подвешены тяжеленные гири. Одет он был в тонкий лагерный «клифт», больное горло замотано грязной тряпкой, на ногах нелепые, похожие на галоши — резиновые чуни.

— Скажи им Бриллиант, чтобы они сняли голодовку, уже до Москвы дошло, меня за кадык взяли — лицо «хозяина» покрылось красными пятнами от унижения, которое он испытывал перед Васькой.

— Вы беспредельничаете, потом приходите ко мне, чтобы я затирал за вами? — разгневался Васька.

Его только на днях выпустили из изолятора, где сорок пять суток держали на воде и хлебе. В обычных камерах ШИЗО в бетонном полу был вмонтирован пень, его выломали и вынесли, залив воды с хлоркой, чтобы стало скользко передвигаться — ноги разьезжались в стороны и полуслепой Васька, раз за разом падал. Хрусталик одного глаза у Васьки был нарушен (ментовской сапог попал прямо в глаз), а второй глаз едва видел на пятьдесят процентов. Сорок пять суток — день и ночь, Васька ходил по стеночке.

— Значит, не поможешь мне? — зловеще спросил «хозяин». В его голове уже вертелись страшные кары, какие еще он мог применить по отношению к этому презренному полутрупу.

— Сам решай свои проблемы — ответил ему Васька.

— Ладно, Бриллиант, сочтемся — «хозяин» сломал ветку, которую вертел в руках — Я лишаю тебя прогулок. Уведи его! — приказал подполковник надзирателям.

Стены его камеры были обварены железными листами, и на них, под самым потолком намерзал лед. В углах сизые наплывы льда набухали и багровели, точно раковая опухоль.

Старый сиделец, Васька затылком почуял, что за ним в «волчок» наблюдает вертухай. Тихо, очень тихо открылась «кормушка» и на пол упала крохотная, запаянная в целофан «малява».

Васька обернулся и увидел часть серого лица надзирателя — это был его давнишний знакомец одних с ним лет по кличке Таракан, служивший в лагерной системе уже не один десяток лет. Когда — то очень давно, много лет назад, ребята затянули его, тогда еще молодого, в каптерку и хотели порезать, за его нахрапистость. Случайно зашедший в будку Васька уберег его от смерти, отведя в сторону ножи и произнеся фразу, которую Таракан вряд ли мог забыть: