Белая лебедь Васьки Бриллианта. Часть 1 - страница 7
Читал их — «голубки» нежные.
Гладил рукой.
Нюхал украдкой.
Порой целовал.
Слезы вывертывались.
Их рукавом бушлата.
Напрочь.
Слезы долой!
А сердце не вытрешь, бушлатом.
Стонет протяжно.
Свербит.
Тянет куды-то вниз.
Но нельзя Вору!
Вор — отлит из железа.
Ему все нельзя!
К станку — нельзя!
К сохе — нельзя!
К оперу — нельзя!
Штаны — «шкеры»…
Бритва — «мойка»…
Карты — «святцы»…
В «хате» холод.
Темь.
Мрак.
Вертухаи глумятся.
Травят псами.
Радуют дубинками.
Молотками — киянками.
Теплые вещи?
Долой!
Пайку видел?
Больше не увидишь!
Пресс — хаты.
С круглорожими мразями.
А в зоне тем временем напряженно ждали. «Смотрящий» за лагерем Антон сходил к «мужикам» в барак, «перетер» со старшим, авторитетным «мужиком» Авдоней и попросил «притормозить», пока от Васьки не придёт ответ.
Авдоня внял просьбе «смотрящего» и в свою очередь собрал уважаемых заключенных из других отрядов.
Таракан с Антоном встретились тайно в щитовой будке на подстанции в промзоне. Старый, битый «волк» Таракан опасаясь слежки, назначил встречу там, куда боялись совать нос «кумовки» — зоновские стукачи, после того, как в ней однажды убило током зэка.
— Принёс? — спросил взволнованный Антон, бледный лоб его то и дело покрывался испариной.
— Вот она! — Таракан распорол аншлаг шинели, вынул и передал Антону «шпульку». Антон торопливо распечатал её и мгновенно пробежал глазами по тексту.
— Ясно — проговорил он, вслух выразив текущие в его бедовой голове мысли.
— Ясно — ещё раз повторил он — Спасибо тебе старина, выручил! За мной должок.
— Всё! Я пошёл. — Таракан осторожно выглянул в дверь.
— Погоди! Вот, возьми «червонец» за труды — Антон протянул надзирателю купюру.
На щеках Таракана проступили белые пятна. Он взял «смотрящего» за локоть и так крепко сжал пальцы, что Антон скрипнул зубами.
— Думаешь, я за деньги рисковал башкой, или из-за тебя? Я ради Васьки! Ты понял, пацан, ради Васьки, потому что он «Человек»!
Он толкнул дверь и быстро шагнул за угол щитовой, словно его и не было здесь. Антон немного выждал, дал себе время привести мысли в порядок, прежде чем выбираться наружу. Ему предстояла бессонная ночь: нужно было без лишнего шухера «вытянуть» Авдоню, обсудить с ним дальнейший план действий, успеть до утра смараковать новую петицию взамен предыдущей, успокоить «блаткомитет».
Он аккуратно миновал сварочный цех, проскользнул мимо токарного, и держась в тени стены длинного ангара, прошёл к вахте «промки». Тут у него было «схвачено», его встретил нарядчик и быстро провёл за ворота.
В «жилзоне» опасностей подстерегало не меньше, а вдвое больше и главным для него теперь было не напороться на «кумовьев» рыскающих по «локалкам». «Спали» он Васькину маляву и за его голову никто бы не поставил и рваного рубля, а он обязан зачитать ее, перед «лагерным блаткомитетом».
«Смотрящий» шёл по замеревшей со вчерашнего дня зоне, не вышедшей на работу, стараясь не привлекать к себе внимания, ему казалось, что он не идёт, а парит над землёй. В эти мгновения он наиболее полно ощутил груз ответственности, навалившейся на него в одночасье. Никогда — бы он не мог предположить, что тихие, работящие лагерные «мужики» способны на такое.
Пока «блаткомитет» размышлял и советовался, они «скатившись» к Авдоне быстро обсудили, приняли решение. Вскоре к «хозяину» отправилась делегация, с требованием выпустить из БУРа заключенного Бабушкина, посаженного туда, по мнению массы несправедливо.
«Хозяин» принял ходоков, прочёл их обращение и пообещал дать ответ. Выпроводив наглецов, багровый от злости, он вызвал начальника оперчасти и оторвался на нём.
— Где твои стукачи? Почему не доложили вовремя?
— Видимо «мужики» тайно собрались — прорычал злой опер.
— А тебе надо было, чтобы они объявление вывесили?
— Мы с тобой оба упустили. Всё наше вниманье сосредоточено на «блатных», кто же мог предполагать, что эти тихони такое отмочат?
— Тихони! Составь список зачинщиков и дай команду сексотам, пусть о каждом движении в зоне докладывают.
— Может быть, пока не докладывать руководству? — предложил «кум».
— Ты спятил! Тебе твои погоны надоели? А мне нет. Доложить необходимо немедленно, а там видно будет.