Белая Лиса (СИ) - страница 3

Ко мне приближаются две маленькие девочки в белых платьях и омывают мои руки холодной водой. Они подводят меня к будущему мужу, затем склоняются на колени и, прежде чем удалиться, целуют наши ноги. Тарелай улыбается мне, но по его глазам я вижу, что ему тоже неуютно здесь. Он робко берет меня за еще влажную ладонь и тихо произносит:

— Не бойтесь, наэри. Мы пройдем через все невзгоды вместе. Отныне мы всегда будем вместе.

Почему-то его слова успокаивают меня, и я улыбаюсь ему. На этот раз искренне. Через годы я смогу примириться со своей участью и даже полюбить Тарелая. А спустя двенадцать лет после нашей свадьбы он умрет, так и не подарив мне ребенка.

Холодной зимней ночью я стою в тесной келье и держу на ладонях колаэфсара. Сольмверские пересмешники синие, с желтой грудкой, но этот весь черный от покрывшей его перья сажи. Он захлебывается щебетом, повторяя одно и то же сообщение, и я плачу, потому что знаю: «Элисар мертв, темные эльфы наступают, спасения нет».

Такой же пересмешник прилетел месяцем ранее с восточных лесных рубежей. Только представители элисарских родов были обучены понимать их тайный язык и потому птицу приносят лично Тарелаю. К вечеру он распоряжается собрать Высокий совет.

— С востока движутся норги. — Голос элисара гремит под высокими сводами зала. Он сидит на резном деревянном троне, я стою за ним и наблюдаю за членами совета. Их шестнадцать, многие уже разменяли сотню лет. Они напуганы. — Три наших города уничтожены. Восточный Норгвер объят пламенем. Я требую вашего совета, нары.

Советники скорбно опускают глаза. Они молчат. Верды никогда не ввязывались в войны. Долгие годы мы мирно обитали в лесах, сокрытые от любого вторжения, используя оружие лишь для охоты и церемоний в память об эльфийской междоусобице. Но теперь, пожар, разгорающийся по всей Таэлии, добрался и до нас.

Наконец один из стариков, пожевав губы, задумчиво произносит:

— Норгвер всегда страдал от нападений норгов, но справлялся с этим. Как вышло так, что армия Наэлая прошла сквозь сокрытые ткачами города до наших границ?

— Я слышал, что норги используют черное масло и просто сжигают все на своем пути. Верды не ходят зимой, и Наэлай знал, что занесенные снегом тропы отрежут города друг от друга. — Из толпы выходит вперед главный советник Эльвуад. Он моложе большинства, но все равно его волосы уже белы от седины. — Иллюзии ткачей нам не помогут, против огня они бессильны. Норги рассчитывают на свое численное превосходство.

— Так что же вы предложите, нар Эльвуад?

— Отступить с восточных рубежей. — Он смотрит прямо в глаза молодого элисара. — Скопить силы с запада и ударить армией, способной сравнится численностью с ордами темных эльфов. Другого решения я не знаю.

В тот же день сотни пересмешников покидают Тэлисад. Воины и охотники открывают оружейные, нетронутые долгие годы. В серое зимнее небо вздымаются столбы дыма, берущие начала в горнах эльфийских кузниц. Сольмвер готовится к войне. Я, как элисаэри, в этот час должна благословлять матерей и детей, чьи мужья и отцы уходят на восток, должна молиться вместе с ними, чтобы праотец Хелеад дал воинам силы победить врага, а праматерь Сэльваэри показала им путь домой. Но я хочу побыть с мужем.

Мы с Тарелаем стоим у подножья дуба-хранителя, с небес белым туманом падает снег. Вокруг нас толпятся воины в ожидании своего элисара. Тарелай держит мою руку. Он одет в украшенный серебром клепаный доспех, отороченный медвежьим мехом. На мне накидка из волчьей шкуры.

— Но почему, Тарелай? — Шепчу я ему. — Ты последний представитель элисарского рода, ты же можешь остаться. Почему ты бросаешь меня? — Он добр, ласков, но слаб. Он не воин и никогда не станет им, и потому я боюсь за него.

— Так нужно. — Отвечает Тарелай. Он отпускает мою руку и отступает на пару шагов назад, к своему войску. — Когда я вернусь, ты, наконец, родишь мне сына, и он станет не просто сыном элисара, он станет сыном царя, разбившего норгов.

— Неужели это только ради славы?

Но Тарелай не отвечает мне. Колонна пеших вердов уже растворяется в молочной пелене из падающего снега. Они уходят и им уже не суждено вернуться. Кажется, что я знала об этом всегда.