Белая нить - страница 3

– Вырожденка? Тогда понятно, почему её убить хотели.

– Желаешь вызволить? Вызволяй, беседуй. Прикончу, ежели что. Только не томи, порезвее, молю. Опасно мне надолго отлучаться. Мне ещё девчонок должно в Барклей вести, не запамятовала?

– Отойдите к дальней стене, Эсфирь! – Восклик дриады прозвенел и растаял в ночи.

Она попятилась, оборачиваясь и отступая на хлипкий свет, на участок почвы, где луна посеребрила траву. Застыла. Снова обернулась, оценивая деревья, выстроившиеся полукольцом. В них-то она и выстрелила чарами быстро и прицельно, стараясь не думать о верности замысленного.

Лозы и ветви дрогнули. Напоенные жизнью, змеями протянулись к булыжникам. Скрутили их, опутывая сетями – к счастью, прорех в завалах хватало.

– За дело! – Голос дриады огрубел, как и взор, мнилось, застланный морозной коркой.

Ведомые её волей, лозы и ветви натянулись и затрещали от напряжения. Рывок первый, второй – и валуны выскочили, впечатались в траву друг за другом. Земля загудела, заходила ходуном, проседая под тяжестью камней. Чудилось, конца им нет, но брешь разрасталась шире и шире – еще чуть-чуть, и Эсфирь сумеет выйти на луг.

Но еще до того, как она вынырнула из прохода, подельник схватил дриаду за запястье и утянул в заросли, шепнув:

– Плюнь на неё! Сюда идут!

За мгновение до…

Над землей раскинулась ночь, и лес погрузился в рассеянный теплый мрак. Выполз погулять месяц. Привлёк к себе толпы звезд-поклонниц. Одарил их вниманием, подсвечивая синюшные небеса-просторы.

Но что до земных существ – о них он запамятовал. Еще бы! Сдались они ему, когда рядом столько красавиц мерцает! Без света проживут. И вообще. На кой лесным детям в ночи колобродить? Их время иное – покуда солнце властвует. У него-то, поди, света с избытком, всем раздарит. А ночь для дриад – соратница скверная.

Что за дрянные думы?

Олеандр перескочил на очередной сук и тряхнул головой, прогоняя дурные мысли. С ним такое бывало – он часто размышлял о глупостях, когда положение размышлениям не потворствовало. Он и в целом часто размышлял. Но ныне, теряясь в раздумьях, рисковал головой – он толком не видел ветвей под ногами и полагался лишь на животное чутье. В ночи зрение подводило, а Олеандр гнался за хином, чтобы убедиться – паразит отбежит к Морионовым скалам и никому не навредит.

Но зверь, как назло, кружил и шнырял по кустам, к слову, с удивительной прытью для столь неповоротливой туши. Громадной, превосходившей Олеандра на голову, а то и две. Чёрной и чадящей. Только во тьме провалов на вытянутом рогатом черепе сверкали красные глаза-бусины.

Задние лапы хины оканчивались копытами. Передние выглядели обычно – только крючковатыми когтями выделялись. В основном эти звери передвигались на задних лапах. Но порой бегали и на четвереньках.

В один миг хин шмыгнул в колючки, в другой – Олеандр приземлился на сук. Хруст возвестил о скором падении. К счастью, Олеандр схватился за лиану прежде, чем ветвь обломилась и он упал.

Зелен лист, он потерял хина! Зато уберёг от сотрясения мозг – самое ценное, чем одарила его природа.

– Так вы не ушли! – прозвенел в тишине голос, едва не отославший его дух к прародителям.

Твою ж!..

Болтаясь на лиане, Олеандр поёжился и обратил взор на зов – так хищник глядит на добычу, прежде чем вонзить в неё когти. Потрясение схлынуло столь же быстро, сколь и пробудилось, словно кто-то макнул его в ледяную воду.

Крикунья мелькала за деревьями на расстоянии десяти-пятнадцати шагов. Ходила туда-сюда, меряла шагами лужайку у Морионовых скал. И белизна её кожи отчетливо выделялась среди густевших вокруг дыма и тьмы.

Что за девчонка? Таких Олеандр не встречал ни в жизни, ни в книгах о населяющих мир существах. Белые, покрытые перьями, крылья и плавно изогнутые рога в смоляной шевелюре из вздыбленных кудряшек.

Она выглядела так, будто вылезла из погреба, где её поколачивали, морили голодом и недосыпом. Её кофтенка, оголяющая живот, держалась больше на честном слове, нежели на зашейных подвязках. Левая штанина была оторвана до колена. Пояс разболтался, дозволяя порткам сползти ниже положенного.