Белая Роза - страница 14

— Тебя тоже вырвет? — спрашивает он.

Я колеблюсь.

— Наверное. — Нет смысла лгать. — Да.

Эш, похоже, собирается протестовать, но я беру его за руку, чтобы заставить его замолчать. Мне надо подумать.

Я обдумываю, какое из трех заклинаний использовать — Цвет, Форма или Рост. Определенно не Цвет — не думаю, что изменение цвета печи поможет. Форма? Я должна каким-то образом изменить форму печи? Нет, проблема в пламени. Я вспоминаю о Блайте, докторе моего дворца, и о дубе в саду графини. Он приводил меня к нему, чтобы испытать мои заклинания. Он настаивал на том, чтобы я заставила дуб расти, а я никогда не думала, что смогу; дуб был такой массивный и старый. Но я смогла.

Я делаю еще один шаг вперед; жар обжигает щеки. Я не могу дотронуться до огня, но, может, печи будет достаточно. Ее поверхность горячая, но вынести можно, я ощущаю ладонью грубое железо.

Первое — увидеть все как есть. Второе — увидеть в своем уме. Третье — подчинить своей воле.

Но я не могу представить, чему подчинить огонь. Я воображаю черное пространство, пустое и холодное, но ничего не происходит. Я даже не чувствую начала Заклинания.

— Я не могу… — Мне сдавливает горло. — Я не знаю, что делать.

Меня обхватывает ледяная рука. Рейвен стоит рядом, ее лицо снова выглядит почти живым.

— Он должен сгинуть, Вайолет, — говорит она. Держа меня за руку, она кладет другую свою ладонь на печь. — Не Рост. Смерть.

И теперь я все вижу так ясно, будто это реальность. Пламя становится слабее, меньше, будто на него давит и душит громадная подушка. Я ощущаю проблески сопротивления, борьбы за жизнь, но невидимая подушка сильнее, и пламя становится все тоньше, пока от него не остается ничего, кроме жалкого дыма.

Из моего носа сочится кровь. Голова странно пульсирует, но не то чтобы болью. Место, где мы соприкасаемся с Рейвен, пылает.

— Мы сделали это вместе? — спрашиваю я.

Рейвен тошнит, кровь забрызгивает печь и стекает по ее подбородку.

— Эш, дай мне мою сорочку! — кричу я. Я одной рукой крепко держу ее за талию, фактически удерживая ее от падения, пока ее тошнит еще раз — теперь крови еще больше. Одну руку я держу на печи. У меня ужасное предчувствие, что если я ее отпущу, то огонь вернется.

— Прости, прости, — говорю я ей снова и снова.

Я оборачиваюсь и вижу, что Эш смотрит на потухший крематор с выражением абсолютного недоумения.

— Эш, — говорю я снова, и он вздрагивает.

— Как вы…

— Сорочку, пожалуйста.

— У тебя кровь идет, — говорит он, спеша к нам с сумкой.

— Я в порядке. Она уже останавливается, сама по себе, — говорю я, вытирая кровь рукавом свитера. — Все не так плохо. Помоги Рейвен.

— Бывает хуже? — Он смотрит на меня, будто видит в первый раз.

Рейвен прекратила кашлять. Эш вытирает ей лицо сорочкой.

— Так много крови, — бормочет она. — Всегда так много крови.

— Вы должны идти, — вмешивается Люсьен. — Сейчас же.

Он пытается говорить приказным тоном, но у него глаза навыкате и голос дрожит.

— Я встречала тебя прежде, — говорит ему Рейвен. — Но я не могу вспомнить, реальный ли ты… — Она трет руками глаза. — Почему всегда так много крови?

Теперь, когда огонь исчез, я могу видеть квадратный тоннель, идущий вниз в черноту. — Эш, бери Рейвен и иди, — говорю я. — Я — прямо за вами.

— Я никуда не пойду без тебя, — говорит он.

— Пожалуйста, — говорю я. — Я не могу отпустить, думаю, что огонь вернется. Вам нужно безопасно спуститься. Сделай так, чтобы с ней ничего не случилось. — Я гляжу на живот Рейвен, спрятанный под свитером.

Эш проводит кончиками пальцев по моему лицу. Затем он взбирается в печь и помогает Рейвен сделать то же самое.

— Эш позаботится о тебе, — говорю я Рейвен. Она смотрит на него, затем на меня, но ничего не говорит.

Они проскальзывают в тоннель, значительно остывший с тех пор, как пропал огонь, и исчезают из виду.

Я поворачиваюсь к Люсьену. Я чувствую подавленный огонь. Он будто сердцебиение, готовое снова начаться.

— Когда я увижу тебя снова? — шепчу я.

— Скоро, — говорит он. — Обещаю.

— Я не знаю, как тебя отблагодарить, — говорю я.

Он улыбается.

— Постарайся остаться в живых.

Я смеюсь, но смех похож на икание.