Белая Русь<br />(Роман) - страница 22

— Не на Руси кована, — заключил Алексашка, рассматривая саблю. — Железо отменное.

— Откуешь такую? — Шаненя хитровато прищурил глаза.

— Нет, пожалуй, — признался Алексашка и щелкнул ногтем по полотну. — Тут пазы. Их на токарном станке делали… Такой станок видел в Полоцке. За кузней конь по кругу ходил и вертел дышло. От дышла привод на шестеренках. Резчик в тисках зажат. Он стружку снимает и паз точит. Заморский станок.

— Без пазов откуешь?

— Откую! — уверенно ответил Алексашка.

— Бери! — Шаненя бросил к ногам полоску железа.

Долго возились с углями — отсырел за ночь трут, и Алексашка насилу выбил из него искру. Раздул в ладонях и подсунул под сухую бересту. Та затрещала, свернулась в колечко, задымила и вспыхнула. Заухкал кожаный мех, и сразу запахло сладковатой гарью березовых углей. Раскраснелись угольки, и пошел от них жар. Алексашка закачал сильнее дышло, и после каждого взмаха в лицо ударяла теплая упругая волна. Теребень подхватил клещами железо, проворно расшевелил им угли и всунул поглубже полоску. А рядом воткнул длинную ось, которую отковал несколько дней назад.

Пока в горне разогревалось железо, Шаненя на доске прикидывал угольком размеры и контур сабли, топтался по тесной кузне, потом вышел и долго свистел Полкану — лохматому чуткому псу. Тот примчался, завилял хвостом, затерся ласково о ноги хозяина. Шаненя накинул на шею собаке веревку и конец прицепил к двери.

— Лежи!

— Должно быть готово, — Алексашка вытащил из горна железо. Оно было искрящимся и бледно-розовым.

Полоску положил на наковальню и быстро застучал молотом, повторяя после каждого удара: «Га!.. га!.. га!» Дождем сыпались с наковальни белые искры и, едва касаясь земли, гасли. Алексашка стучал, ворочая железо то на одну, то на другую сторону.

— Мягкое, — неодобрительно покачал головой.

— Что поделаешь! Еще раза три выколачивать придется, — решил Шаненя. — Воздуха в нем много. А пан Скочиковский хвалил, что лучшего не найду.

— У купца одно на уме: продать.

— Для дормеза, может, лучшего и не надо.

Дважды Алексашка нагревал железо и выстукивал его тяжелым молотом. Потом калил, отпускал, снова калил и старательно выбивал. Покрылся испариной лоб, и вымокла рубаха на плечах. Только к полудню вытянул железо в нужную длину, заострил конец, слегка выгнул в полудугу. Потом выбил черенок. Раскалил последний раз в горне и бросил в длинное деревянное корыто с ржавой водой. Мгновенно запузырилась, зашипела вода, выбрасывая клубочки пара.

Алексашка вынул из корыта саблю, долго рассматривал ее. И вдруг вздрогнул, круто повернувшись к двери. В одно мгновение бросил саблю в корыто. Выхватил из горна красноватую ось и яростно застучал по ней молотом.

Дверь в кузне протяжно заскрипела, и знакомый хриповатый голос спросил:

— Кто тут есть?

— Тьфу, напугал! — Шаненя сплюнул и уставился на Велесницкого. — Крадешься, словно кошка.

— Неужто испугался?

— Сам знаешь… И собака не тявкнула. — Шаненя отворил дверь. На щеколде болтался обрывок веревки. — Сбежал пес!

Велесницкий осмотрелся в кузне.

— Оси куете?

— Оси… — Алексашка достал из воды саблю и подал ее Ермоле. Велесницкий повертел саблю.

— Будет рубать?

— Голову, пожалуй, сбросит, — усмехнулся Алексашка. — Только этого мало.

— Неужто? — рассмеялся Велесницкий. — А я думал, что большего и не надо.

— Она панскую саблю выдержать должна.

— А выдержит?

— Сейчас посмотрим.

Алексашка неторопливо обмотал тряпкой черенок. Потом к наковальне обухом приставил топор.

— Отойди в сторону. Кабы в глаза не отлетело…

Велесницкий и Шаненя отошли к двери. Алексашка поднял саблю над головой, прицелился и, ахнув, со свистом опустил ее на топор.

Втроем склонились над саблей.

— Слабовата, — с сожалением заметил Алексашка, ощупывая грубыми пальцами глубокую зазубрину.

— Еще раз отбивать на огне надо.

— Не бедуй! — успокаивал Велесницкий. — Первый блин бывает и комом.

— На пики железо в самый раз.

— И пики надобны. Сто наконечников вот так… — Ермола провел ребром ладони по горлу.

— Завтра ковать буду. Пика — дело нехитрое. А вот сабля, — и вздохнул: — Эх, кабы железо потверже!

Алексашка снова встал к горну. Ходит дышло вверх и вниз. Тихо охает мех, и белым жаром вспыхивают угли. Они весело потрескивают, стреляя крохотными серебристыми искорками, и выбрасывают фиолетовые язычки пламени. Стучит Алексашка молотком по сабле, выбивая воздух из металла. Плотнее становится железо. Стучит и думает, какая чудесная сила хранится в ржавых болотах Полесья! Саблями и пиками обернется панам собственная земля. Пробьет час — полягут они костями, как от мечей и стрел ворог на поле Куликовом. Стучит Алексашка молотком. Руки устали за день, ломит спину, а дух бодрый. Когда закончил, бросил устало молоток, вытер вспотевшее лицо и, наклонившись к кадке, вдоволь напился холодной воды.