Белая Русь<br />(Роман) - страница 7
В Москву само собой, а в свейское государство давно следовало послать тайных послов. Пусть бы понял Карл-Густав, что не будет Русь с ним в дружбе и не меньше посягать станет на его земли, как на польские. Сейчас, возможно, и не удастся склонить свейского короля, но купцам своим пусть бы строго наказал, чтоб в русские земли не ездили и торговли не вели.
Если с королем свейским надо вести разумную игру, то с крымским ханством куда проще. С татарами за талеры договориться можно. Им ясыр и выкуп нужны. Хмель даст — за ним пойдут. Надо думать, не очень хочет хан Ислам-Гирей, чтоб Украина сильной и независимой была. Невыгодно. Тогда навсегда будет заказана дорога к богатым русским землям. Но и могущество Речи Ислам-Гирею не по нутру. Боится хан, чтоб король не крепил дружбу с турецким ханством. А к этому идет. Купцы все больше тянутся на юг солнца.
В сердцах гетман Януш Радзивилл думал: пропади они пропадом, Украина и антихрист Хмель! Там нет земель радзивилловских. Пускай о ней пекутся пан Потоцкий и канцлер Речи Посполитой пан Ежи Осолинский. Гетман палец о палец не ударил бы, если б уверен был, что тут, на Белой Руси, будет все-спокойно. Януш Радзивилл понимает, что с Русью воевать придется рано или поздно. А прямая дорога на Москву не через киевские земли идет, а по Белой Руси.
Посланник папы Иннокентия X Леон Маркони привез приятную весть. Ватикан обещал прислать на нужды войны двести тысяч талеров. Если обещал — пришлет. И папе Хмель стал костью в горле. Отправляя Леона Маркони, папа тряс лысой тяжелой головой и грозился, что силой заставит попов принять унию. Да, там, в Риме, на словах сделать это весьма просто. А вот здесь… До встречи с канцлером Ежи Осолинским нунциуш Маркони побывал у саксонского кюрфюста Фридриха. Тот клялся, что так же не терпит Хмеля, и дал согласие нанимать в его землях ландскнехтов, если в том будет необходимость. А необходимость такая, очевидно, будет. Кроме Гомеля, в лесах под Оршей, Меньском и Слуцком бродят харцизки целыми шайками, нападают на маентки и предают огню маемость…
Гремят хлопуши, и красные искры, словно огненный дождь, летят на землю. В глубине парка и вдоль аллей полыхают факелы. Тихо играет музыка.
От реки потянуло ночной прохладой, и гетман Януш Радзивилл заметил, как слегка вздрагивали полные, круглые плечи пани Марии-Луизы.
— Прошу гостей в замок, — предложил Януш Радзивилл.
По натертому, сверкающему паркету пани Мария-Луиза ступала, как по тонкому льду. И на паркете, словно в зеркале, отражалось ее роскошное платье из черного фалюндыша — первосортной венецианской ткани. Она села в глубокое венское кресло и положила красивые смуглые руки на подлокотники, обитые бордовым бархатом. В бриллиантовом ожерелье, в дорогих перстнях, отделанных сапфиром и жемчугом, в золотых браслетах переливались и горели искорками десятки свечей, которые были расставлены в серебряных канделябрах. С мрачных полотен, одетых в дорогие французские багеты, смотрели на нее сморщенные старики в широкополых шляпах с перьями, усатые рыцари в латах и стыдливо улыбающиеся полуобнаженные дамы.
Канцлер Ежи Осолинский замер у кресла в голубом камзоле, искусно отороченном черной глянцевой тафтой. Манжеты камзола утопали в пене белоснежных кружев. Канцлер протянул руку к маленькому столику, отделанному слоновой костью, и поднял серебряный кубок. В кубке искрилась мальвазия.
Вслед за канцлером подняли кубки Януш Радзивилл, пастор Ольха. Щелкнул каблуками пан Лука Ельский, и серебряные шпоры тихо звякнули.
— Hex жые Речь!
— Hex жые!..
— За здрове пани Марии-Луизы!..
Поднимали кубки за папу Иннокентия X, за ясновельможного пана канцлера, за скорую и славную победу над Хмелем.
Ступая на цыпочках, к гетману подошел адъютант, прошептал:
— Срочная депеша, ваша мость, — отойдя, окаменел в ожидании приказания.
Януш Радзивилл сморщился и повел седеющей бровью.
— От кого?
— Из Полоцка… Капрал Жабицкий… ваша мость.
— Буду читать завтра.
От шума и смеха, от выпитой мальвазии у, гетмана Радзивилла утром болела голова. Потирая тонкими белыми пальцами виски, спросил у адъютанта: