Белые призраки - страница 17
Через минуту я шагал по улице села и вскоре подошел к избе, где квартировали в эти дни подрывники Сергея Кальницкого.
В комнату к нему набилось много народу. Партизаны стояли и сидели у стен, у печки, по углам. Капитан сидел на почетном месте в углу, за столом. Лицо его было веселым.
Середина комнаты была свободна. В центре внимания был Владимир Дубиллер. Изображая гитлеровца, он натянул на уши старую, обтрепанную пилотку и повязал горло большой шерстяной шалью. Вывернув наизнанку бушлат, подвязавшись полотенцем, он шел вприсядку, высоко подкидывая согнутые в коленях ноги.
«Немец» держал в руках «балалайку» — большую сковородку с ручкой. Делая вид, что ударяет по балалайке растопыренными пальцами правой руки, он пел. Несколько партизан подпевали хором. Скорчив испуганную мину, Дубиллер-«немец» затягивал:
В избе стоял хохот. Накурено было, хоть топор вешай. Увидев меня в дверях, Кальницкий встал из-за стола и пошел навстречу. Мы вышли с ним на крыльцо.
— Веселятся ребята! — улыбнулся инженер-капитан. — Дубиллера затея. Скучать не дает.
— Обождите, Сергей. — Я прислушался. — Никак новую песню Володя запел.
Кальницкий приоткрыл дверь в избу.
— А-а! Это он, товарищ майор, уже про партизан Белоруссии поет. Хотите послушать? — Он открыл дверь шире:
— Молодец! — сказал Кальницкий о Дубиллере. — Любое дело делает хорошо. Мост взорвать или песню спеть… Мастер!
— Сергей, вас Вершигора вызывает, — вспомнил я о поручении. — Дело серьезное есть. Как раз о Дубиллере речь идет.
И я рассказал ему о предстоявшей операции.
— Да-а, — протянул Кальницкий, — мост непростой…
Обсуждая детали предстоящего боя, мы направились к штабу дивизии.
…Группе подрывников под командой Степана Бокарева удалось незаметно пройти шестьдесят с лишним километров. Когда до Жилинского моста оставалось с полчаса ходьбы, Бокарев выслал вперед разведку.
— Все тихо, — доложили разведчики, — можно приступать к операции.
Время подходило к полуночи. Прячась в кустарнике, партизаны подобрались почти что вплотную к доту, стоявшему у северной части моста. Однако снять часовых они не смогли: охрана услышала шум.
— Русс партизан! — над дотом взвилась ракета.
С другой стороны моста, у окопов, заметалась охрана.
— Ур-а-а! — Бокарев поднял людей в атаку.
Ракеты. Взрывы гранат. Частый, неровный стук автоматных очередей. В блеске огня, выхваченные из мрака, возникают фигуры бегущих людей.
У Бокарева двое убитых и раненый. Пулей разбита рация. Дот взорван гранатами, но гитлеровцы огрызаются пулеметным и автоматным огнем. От зажигательных пуль загораются крыши строений ближайшего хутора, и вот уже полыхает пожар, багровым пламенем освещая светлую ленту шоссе, голый кустарник, сумрачную громаду моста и заснеженные откосы высокой, крутой насыпи.
Спустившись по обледенелым стропилам фермы на каменную опору, Дубиллер и Лебедев с трудом пристроились на узком, покрытом ледяной коркой покатом выступе мостового быка.
Ноги поминутно соскальзывали, и, чтобы не свалиться с двадцатиметровой высоты, партизанам пришлось уцепиться за ферму, прижаться к ней всем телом.
Стоял жестокий мороз, и холод металла проникал сквозь одежду, забирал остатки тепла. Вокруг с треском лопались разрывные пули, темноту прошивал цветной пунктир трассирующих.
Тяжело дыша, оттирая жестким снегом подбородок и щеки, отогревая дыханием одеревеневшие на морозе пальцы рук, Дубиллер и Лебедев закрепили под фермой моста взрывчатку. Оставалось вставить капсюль-детонатор со шнуром. Но зажечь бикфордов шнур Дубиллеру, прилепившемуся к самому краю крохотной цементной площадки, оказалось делом непосильным. Удобнее это было сделать Лебедеву.