Белый аист - страница 14
Атничка ринулась в сторону к боковому входу «для персонала».
Профессорская пустовала. Мать, очевидно, была в одной из палат. Постояв у порога в горестном раздумье, Агничка сняла промокшие босоножки и в ожидании матери устроилась в большом кресле. Стало легче, будто пришла домой. Вот так же случалось и во время войны. Тогда мать почти не выходила из клиники, и Агничка прямо из школы бежала сюда. Однажды так и заснула здесь. Проснулась уже среди ночи, испугалась и пошла разыскивать мать. Как сейчас видится длинный коридор, заставленный койками, — на них спят, стонут раненые… В операционной — свет. Агничка приоткрывает дверь. Белый высокий стол, над ним словно опрокинутая светлая чаша — рефлектор. На столе прикрытый простынёй человек. И мать вся в белом… Она стоит спиной к двери, на скамеечке, чуть склонившись над человеком. Пахнет эфиром и ещё чем-то непонятным. Агничка забывает и страх, и обиду, и голод — она не спускает восхищённых глаз с матери. Храбрая и очень красивая её мама! А человека уже снимают со стола, и тут же на его место кладут другого… Этих людей привозят откуда-то издалека, где идет бой. И папа тоже там… А вдруг и его привезут и положат на этот стол… Нет, мама не может оставить этих людей, Агничка не сердится на неё, она потерпит…
Всё это происходило очень давно, а сейчас… Вскочив с кресла, Агничка подобрала босоножки, бросилась разыскивать мать. Она приоткрывала по очереди двери палат, заглянула в операционную.
Мать уже ушла…
И снова Агничка бежала по пустынным ночным улицам, залитым огнями.
Вот и дом… В угловом окне второго этажа — спокойный, ровный свет настольной лампы. Старый доктор всё ещё работает—готовится к поездке в Москву. Он собирается рассказать на конференции о своих опытах операций на сердце, которые начал проводить ещё когда-то на фронте.
А мама спит… Наверное, только что легла…
На лестничной площадке Агничка в нерешительности остановилась. Неизвестно как случилось, только вместо того, чтобы открыть ключом свою дверь, она нажала кнопку звонка квартиры напротив.
Кондратий Степанович выглянул в своем рыжем тяжёлом халате. Приспустив на самый кончик носа очки, он внимательно и быстро окинул взглядом поникшую фигуру девушки, неопределённо гмыкнул, обнял, повёл к себе.
В просторном кабинете, заставленном книжными шкафами, пахло валерьянкой. Усадив девушку на диванчик, старик устроился в ветхой качалке.
— Вот и расчудесно, что заглянула, — проговорил он. — А что это за трава у тебя, Агнюша?
Агничка растерянно разжала кулак. — Это, это пшеничные всходы, — сообщила она запинаясь. — Новый сорт пшеницы…
— Скажи-ка на милость! Новый сорт!.. Сними-ка пиджак, Агнюша… А дождичек знатный был. Теперь тепло наступит…
— Наступит, — пролепетала Агничка, сглатывая подступивший к горлу колючий солёный комок. Неожиданно всхлипнув и точно боясь, что её могут остановить, она заговорила стремительно и страстно.
Потирая больное колено, старик терпеливо слушал её скомканную речь.
…Кажется, совсем недавно эта девушка ходила в коротком платье, забегала к нему, требовала рассказать сказку о белом аисте и живой воде. Совсем недавно она выпрашивала у него «Трех мушкетеров» и с наслаждением посасывала липких сахарных петушков на палочках…
А теперь вот сидит перед ним, съёжившись в комочек, прижимает к груди рукав мокрого серого пиджака и с возмущением говорит о странных, непонятных вещах. На первый взгляд это было по-ребячьи, не серьёзно, не существенно… Не всё ли равно, кто из хирургов проведёт операцию больной? И всё же…
Давно прошла молодость. Давно отцвела первая весна, и запах черёмухи не волнует, не кажется тревожно-острым и сладким. Чем же может помочь он, старик, этой юной и глупой? Как возвратить ей счастье первой весны, как заставить цвести черемуху даже глубокой осенью?
Он в раздумье задержал взгляд на столе, на разложенной рукописи, на пузырьке с бурой жидкостью — сегодня что-то особенно шалило сердце, видно, переволновался во время операции. Ничего, через несколько дней все болячки исчезнут. В поезде отдохнёт, а на конференцию, наверняка, съедется немало фронтовых друзей — давно не виделись…