Белый флаг над Кефаллинией - страница 24
В первый момент ни одного веского довода против не пришло капитану в голову, но, еще не успев облечь свои мысли в конкретную форму, он сразу подумал о милой Катерине Париотис, о доброте многих жителей Аргостолиона, о белых кухоньках греческих домов, в которых ему довелось побывать. И понял, что все его старания что-либо объяснить пропадут даром.
Капитана настолько потрясла эта спокойная уверенность Карла Риттера в собственной правоте, эта безупречная чистота сияющих глаз, ни на миг не замутившихся, пока он излагал свои теории, что он не сделал даже попытки спорить.
В заключение Карл произнес:
— Эти народы испокон веков живут, как лакеи, и мы должны удержать их в этом состоянии, чтобы они не мешали поступательному движению более сильных народов, народов-победителей.
«Может быть, он хочет поразить мое воображение?» — подумал Альдо Пульизи.
Но холодный взгляд обер-лейтенанта не оставлял места для иллюзий. Нет, Карл Риттер вовсе не задался целью поразить воображение капитана: он искренне верил в то, что говорил. Верил наивно и непоколебимо.
И тогда капитан Пульизи посмотрел на него, посмотрел и увидел, кто перед ним. Карл — не чудовище, его теории не вызывают ни отвращения, ни протеста. Просто он физически неполноценен — как говорится, человек с червоточинкой. А совершенство линий, красок и форм — лишь жалкая ширма, скрывающая ужасную болезнь, о которой даже сам он, Карл Риттер, не подозревает.
Капитан смотрел на него со смешанным чувством сожаления и дружеского участия, стараясь уяснить себе, кто же все-таки перед ним. Карл Риттер — вовсе не абстрактный образ древнего воина, сохранившийся в памяти со школьных времен как нечто безупречное и совершенное, а человек нашей эпохи, наделенный всеми недостатками и пороками нашего времени, существо вполне реальное и конкретное.
Альдо Пульизи окинул взглядом покрасневшие лица тирольских офицеров — уроженцев гор и долин Австрии и подумал, что эти ребята, выросшие на молоке и сыре, среди зелени лесов и лугов, в белых домиках австрийских деревень, сидят сейчас рядом с ним, вперемешку с итальянскими офицерами, и у них под армейским мундиром тоже скрыты слабости, присущие каждому живому человеку. Нет, подумал капитан, это не роботы, не винтики той непобедимой машины, которая сравняла с землей и завоевала всю Европу, а такие же бедняги, как они, итальянцы, или те же греки.
— Вам грустно? — спросил Карл Риттер, перехватив взгляд капитана.
Показывая на свой мундир и на мундир обер-лейтенанта, капитан сказал:
— Может быть, мы чувствуем себя сильнее благодаря вот этому…
Карл Риттер улыбнулся, обрадовавшись, как ребенок. Он в своем мундире чувствовал себя отлично.
Сколько раз за свою жизнь они надевали форму, итальянцы и немцы?
Альдо Пульизи принялся считать, кто больше; Карл Риттер подхватил шутливый разговор — он явно пришелся ему по вкусу.
— Какую только форму мы ни носили, — вспоминал капитан. — «Сын волчицы»,[6] балилла,[7] авангуардист, молодой фашист, «гуфист»,[8] допризывник, курсант офицерской школы… Форма облегчает жизнь, не правда ли?
Карл Риттер насторожился: он не понял, что именно собеседник имеет в виду, и, рассчитывая услышать пояснение, поощрительно кивнул головой.
— Надев форму, — продолжал Альдо Пульизи, становишься составной частью организованного коллектива. При этом лишаешься индивидуальности, но в то же время освобождаешься от ответственности. После того как мы надеваем униформу, за нас думают другие, другие заботятся о нашем грядущем величии, командуют нами и решают за нас. И так с самого раннего детства.
Сказав это, капитан сам удивился, словно лишь в ту минуту понял, что с самых ранних лет своей жизни все они только и делали, что выполняли, не раздумывая, чужие приказы.
— Вы полагаете, что это удобно? — спросил Карл Риттер. Улыбка сошла с его лица; он уставился на капитана прозрачными стекляшками своих светлых глаз. Затем, не дожидаясь ответа, уверенно изложил капитану еще одну теорию.
— Мундир может быть и смешным; все зависит от того, кто его носит. Но в современном обществе он необходим, если действительно стремиться к тому, чтобы обеспечить счастье каждому его члену.