Белый конь на белом снегу - страница 5

Работа журналиста вовсе не такая, которую можно измерить временным промежутком «от» и «до». Разумеется, есть и такие, которые чувствуют себя журналистами лишь в рамках рабочего времени от 10 утра до 7 вечера. И перестают быть таковыми сразу же, как выходят из редакционного подъезда. Теперь они превращаются в обыкновенных граждан, втискивающихся в переполненный троллейбус и торопящихся по дороге к дому забежать еще на примерку в ателье, поменять книги в библиотеке, купить картофель в овощном... А если он заметит, что в ателье шьют скверно, что троллейбусная линия работает из рук вон плохо, а в библиотеке разворовали самые ценные книги, он и не подумает взяться за перо. Как-то эти факты не выливаются у него в законченную газетную тему, другое дело, если работой городского транспорта ему поручат заняться специально.

Александр Скрыпник работает всегда. Ведь идея нового очерка, нужный литературный образ, заголовок или концевая фраза, над которыми бился не один день, приходят в голову необязательно в течение рабочего дня, но и позже. При Александре всегда блокнот. Он много и постоянно записывает. Ничего нельзя откладывать на потом. Меткое выражение, услышанное в разговоре, может показаться настолько простым, что и записывать вроде бы не надо. Но вот минул час и, оказывается, уже забыл эти, казалось бы, такие простые и такие нужные для очерка четыре слова! А их уже не вспомнишь, ушли из памяти.

Работать всегда — это значит, выполняя задание, видеть дальше, идти глубже, не спешить закрывать блокнот и ставить последнюю точку в очерке. Мне довелось несколько раз вместе с Александром бывать в командировках. Однажды мы ездили разбирать жалобу доярки Пелагеи Васильевны Л. Сначала она написала в райком о том, что на ферме нет должного порядка. Заведующий фермой — горький пьяница, ему на все наплевать. И на то, что не обеспечивают скот кормами, и на то, что помещение отапливают плохо, есть случаи падежа среди молодняка. Из райкома позвонили председателю колхоза, просили передать Пелагее Васильевне, что с ней хочет говорить инструктор, пусть ждет, днями будет. Между тем, инструктор так и не появился. По второму письму доярки в село приехали мы. Разобраться по существу дела оказалось несложно, факты подтвердились, да и скрыть их было невозможно, безобразия выпирали наружу.

Вечером в Доме колхозника, где мы остановились, приготовили бумагу, пролистали блокноты, стали обговаривать тему. Вдруг Александр говорит:

— Наверное, в райкоме так же относятся и к другим сигналам с мест. Не может быть, чтоб это было единичным фактом: простая доярка поднимает вопрос государственной важности, а никому до этого дела нет. Думаю, тут случайностью не пахнет.

Саша прошелся по комнате, заглянул еще раз в блокнот, и я почувствовал, что он уже принял решение:

— Давай не поленимся, — сказал он, подумав, — еще раз заедем в райком и по райкомовской картотеке поднимем ну хотя бы десяток полученных за последний месяц писем. И проверим, что по ним сделано.

Так и поступили. Три дня с утра до вечера мы колесили по району, побывали на предприятиях, в школе, в совхозе, на стройках, встречались с авторами писем. Потом в газете появилось серьезное выступление о стиле работы райкома с письмами трудящихся...

Как-то перед Новым годом после длительной командировки Александр возвращался с Дальнего Востока домой. Его блокноты были полны записями. Он думает. Вырисовываются очерки о моряках, о разведчиках нефти, о таежном докторе...

Но вдруг в салоне появляется бортпроводница. Она переходит от ряда к ряду и приглашает всех ребятишек с собою.

Пассажиры, утомленные многочасовым перелетом, заинтересовались:

— Куда это их повели? Что случилось?

Между тем бортпроводница и дети скрылись за створками занавесок, отделяющих пассажирский салон от служебных помещений. Только что по внутренней связи сообщили: «Высота девять тысяч метров». За окном стоял негаснущий красный рассвет. И вновь в динамике голос бортпроводницы:

— Уважаемые пассажиры! Минуточку внимания!

Пауза. Наконец:

— Девочка, как тебя зовут? — Таня.