Берег ветров. Том 1 - страница 25
Выйдя на прилегающее к лесу арилаское поле, с которого за низкорослыми оголенными деревьями Аонийду показались крылья трех ветряков и гребни соломенных гуменных стрех деревни Руусна, капитан Тынис Тиху в нерешительности остановился на тропинке. Вымокшая, посеревшая от пронизывающих дождей родная деревня, с низкими, словно пришибленными, домишками, каменными изгородями и частоколами, разделяющими клинья скудных пастбищ и полоски полей, показалась особенно убогой и печальной. Чего хорошего ждать ему здесь? Другое дело, если бы он решился на смелый шаг и повернул на мызу, - белые трубы и карниз железной кровли двухэтажного господского дома уже показались на краю залива за высокими деревьями мызного парка. Старый Ренненкампф - человек с деньгой. Куда бы деваться тем тысячам рублей аренды, что он ежегодно выжимает из многих хуторов?
Но Тынис тут же усмехнулся этой невесть откуда залетевшей в голову мысли, решительно шагнул через перелаз в изгороди и прежним размашистым шагом двинулся по щербатой полевой меже к Кюласоо. Скорее мир погибнет, нежели барон Герман фон Ренненкампф станет строить в компании с внуком Рейна из Рейнуыуэ и братом Матиса из Кюласоо корабль на Каугатомаском побережье. Совсем другое дело, если бы к барону обратился Хольман.
Когда Тынис Тиху вошел в жилой дом арендного хутора Кюласоо, где он когда-то родился и вырос, гуменная изба, с осени снова приспособленная под жилье, погрузилась уже в сумерки. Длинными осенними вечерами, особенно в дождливую пору, в гуменной избе становилось так сумеречно, что за работу, требовавшую хорошего света, нечего было и браться. И так как керосиновая лампа слишком уж быстро пустела, то хозяйка скупилась зажигать ее, прежде чем совсем стемнеет. Поэтому в сумеречный час все брались за такую работу, которую, на худой конец, можно было делать и на ощупь. Починка мережей с мелкими ячейками для угрей требовала света; Матис и Сандер сложили мережи в угол и взяли в руки старый корабельный трос, чтобы натеребить пакли для новой тетивы невода. Хозяйка Вийя сматывала в клубки нитки для основы, а старая Ану, уже и при свете почти слепая, сидела съежившись на краю своей койки и вязала носок, отсчитывая петли спица за спицей.
- Здравствуйте! - обронил Тынис, переступив через высокий порог и закрывая за собой дверь. Однако его ладонь все еще сжимала дверную ручку, комната казалась совсем темной, глаза с непривычки ничего еще не различали, и он остановился у порога, не решаясь шагнуть дальше.
- Боже ты мой! Тынис! Здравствуй, здравствуй! - сказала Вийя. - Что ж ты встал у порога, как чужой, подойди поближе.
- Иду, иду, глаза уже привыкают.
- Я тебе сколько раз твердил, - выговаривал Матис хозяйке, - зажги лампу, копейки, что тратятся на керосин, тебя уже не спасут, на них арендных прав на Кюласоо уже не купишь.
- Значит, всерьез надо убираться? - спросил Тынис, тряся руку поспешившей навстречу хозяйки.
- Надо. К Юрьеву дню в Кюласоо и пахнуть уже не должно родом Тиху, - сказал Матис, вешая капитанскую фуражку и желтый плащ своего именитого и богатого брата на деревянный колышек у двери.
- Зачем же сюда, в комнату отнеси, там почище! - вмешалась хозяйка.
- Смог на свет появиться в углу этой гуменной избы, может оставить здесь и свою капитанскую фуражку. Скоро чужие вселятся, тогда и ему тут делать будет нечего, - молвил Матис.
Так на всю ночь и осталась красивая с капитанской кокардой фуражка Тыниса в гуменной избе Кюласоо, на прокопченном от дыма колышке, где когда-то висел рваный картуз мальчугана Тыну (как звали Тыниса в детстве).
Капитан протянул брату полуштоф, хозяйке же подарил пестрый ситцевый платок, который она поначалу не хотела брать (как велит обычай), а потом приняла с благодарностью. Сандер успел зажечь лампу, и Тынис смог теперь разглядеть койку матери Ану. Ей он сунул в руки коробку конфет с вложенной под крышку пятирублевкой, - хорошо, когда у старого человека есть про запас несколько собственных грошей. Сандер же получил в подарок финский нож с красивой рукояткой и широкими ножнами.