Бесики - страница 21
Для блага родины требовалось пригласить на пост католикоса Антония, сына карталинского царя Иесе, ибо, только дав ему почётное место, можно было пресечь борьбу карталинских Багратионов — претендентов на престол. Этого не понимал упрямый старец и гнул своё. Но Ираклий спас его, поручив страже тайком освободить его из монастыря и дать возможность бежать.
Теперь, видимо, Захария, не преуспев в своих делах в России, стрался другими средствами расположить к себе Ираклия. Поэтому Ираклий не придал большого значения тем сведениям, о которых сообщал Захария. Александр Бакарович оспаривал трон у Ираклия и, чтобы найти себе приверженцев, должно быть, и распространял слухи о тайных поручениях Тотлебену.
— Что ты скажешь об этом, сардар? — обратился Ираклий к Давиду Орбелиани, смотря ему прямо в глаза. — Ты жил в России и знаешь тамошние порядки.
— Насчёт Тотлебена Захария говорит правду, ваше величество, — ответил Давид, — Семь лет тому назад Тотлебен был изгнан из России как изменник. Его лишили чина и орденов. Только в прошлом году вняла императрица его молениям и помиловала, о чём было объявлено в мае месяце в Санкт-петербургских ведомостях. Что же касается тайного поручения Панина, если только это правда, то трудно судить о том, что оно содержит: зло или добро. Но я думаю, что вероятнее в нём заключается добро для вашего величества, так как сомневаюсь, чтобы во время войны с Турцией русские могли действовать злоумышленно против нашего царства. Письмо Захарии призывает нас быть осторожными и не попасть в западню, а для печали я не вижу достаточных оснований.
Ираклию понравились соображения Давида. Царь перестал хмуриться, сведённые брови разошлись, и он обратился к Соломону:
— А что за документы приложены к письму?
— Здесь указ об изгнании Тотлебена, напечатанный в Москве во вторник 29 апреля 1763 года, и второй указ о помиловании Тотлебена, опубликованный в Санкт-Петербурге 27 мая 1769 года, — доложил Соломон.
— Передай бумаги моему секретарю и скажи, чтобы перевёл их на грузинский язык. Бесариону передай мою благодарность. Теперь, господа мдиванбеги, пойдём в Сионский собор прослушать обедню и благословить Давида, будущего зятя моего, которого я назначаю главным военачальником.
Все встали.
Из Сиона уже доносился перезвон колоколов.
Приготовляясь к походу, Бесики рылся в своём сундуке. Под руку попалась отцовская ряса. Он отбросил её в сторону. На дне сундука увидел кипу бумаги. «Надо, пока не забылось, записать сегодняшнее стихотворение», — подумал Бесики и, достав чистый лист, с пером в руке подсел к персидскому восьмиугольному столу. И сейчас же в его памяти встала встреча с Анной: и объятия и поцелуй…
«Что нужно от меня этой женщине?» — думал Бесики и вместо стихов, подсказанных соловьём, писал, того не замечая, совсем другие строки:
Эта женщина сведёт его с ума. Надо бежать от неё сегодня же. Сейчас же. Но ведь она будет ждать его этой ночью.
Сестра царя Ираклия, супруга Орбелиани будет ждать на свидание Бесики, сына изгнанного священника! Наверно, на ней будет голубое платье. Нет, не голубое, а гранатового цвета. Комната её будет убрана розами, чтобы их аромат одурманил обоих. И она сама будет, как роза, неувядаемая, вечно молодая. Не дьявол ли вселился в эту женщину? Какие у неё длинные косы… А ресницы, оттеняющие щёки? Губы, как цветок граната, и зубы, словно жемчуг! И эта пленительная, покоряющая улыбка на лице, изваянном из слоновой кости!..
писал Бесики, забыв обо всём на свете, кроме Анны.
Тихо шурша шёлковым платьем, вошла в комнату Анна-ханум, его приёмная мать.