Бесконечное падение - страница 60

— В школу пойдёт в следующем году, — проговариваю, не слыша собственного голоса.

Удары проклятого органа в моей грудной клетке звучат намного громче слов. И этот ритм становится только сильней, когда замечаю напряжение в плечах мужчины в то время, как взгляд синих глаз подозрительно прищуривается, продолжая сканировать меня. Даже дышать перестаю, отчаянно молясь про себя, что этой отговорки будет достаточно… Пусть и временно, ведь Матвею — семь, а не шесть.

— Понятно, — шумно выдыхает Артём. — И где он сейчас?

У меня будто самый тяжёлый груз с души сваливается.

— В санатории, с Ромиными родителями, — отвечаю, стараясь внешне оставаться такой же спокойной, как и прежде. — Скоро вернуться должны.

Рупасов снова хмурится и смотрит на свою рубашку. Больше вопросов не задаёт. На его лице застывает маска отстранённости, когда он нехотя одевается и поднимается с кровати. А я так и продолжаю стоять посередине комнаты, не зная, как лучше поступить дальше.

В который раз наступившая в комнате тишина начинает потихоньку разъедать изнутри. Будто бы и не было последних трёх дней. Ощущение, словно мужчина снова далёк от меня. Настолько, что перешагнуть эту разделяющую нас пропасть не выйдет. Но и избавиться от гнетущего чувства я не могу. Потому и разворачиваюсь на выход, вспомнив о чём предупреждала Светлана Владимировна. Всё-таки она тут хозяйка, а я и так злоупотребила гостеприимством.

— Надеюсь, теперь понятно, почему я не смогу получить развод так легко, как ты считал, — бросаю напоследок прежде, чем отворить дверь и шагнуть в коридор.

Мысль о том, что теперь и вовсе необязательно рушить видимость семейного благополучия между мной и Агеевым, вспыхивает в сознании слишком ярко, чтобы я могла проигнорировать её. Но всё равно этот страх оставляю при себе. Предпочитаю, чтобы подобное озвучил сам Артём, если так посчитает… Когда будет готов.

В сознании царит кромешный хаос. И он не рассеивается даже тогда, когда я возвращаюсь во двор ко всем гостям. Ведь мой самый первый в жизни мужчина не последовал за мной. Так и остался на втором этаже. Зато, благодаря сумбуру, витающему в голове, не замечаю косых взглядов, направленных на меня, ровно, как и укоризненного взгляда матери. Вообще уже всё равно.

Не заботясь о мнении окружающих и дальше, пересекаю мощённую брусчаткой площадку и подхожу к мужу, который в компании своего брата рассеянно пялится на гранённый стакан в своей руке, вяло поддакивая завязавшемуся между ними разговору. Их голоса настолько тихие, что не могу разобрать ни одной связной фразы, а при моём появлении оба мужчины и вовсе замолкают.

— Собирайся и уезжай, — проговариваю без лишних предисловий.

Я зла на него не только за то, что посмел явиться сюда, пусть это и была инициатива матери. Смертельно необходимо выплеснуть всё то негодование, которое совсем скоро разорвёт меня изнутри.

— Хм… — слышится в ответ от Кости.

Бросаю ему красноречивый взгляд, полный презрения.

— И ты тоже, — реагирую даже резче, чем изначально в адрес Ромы.

Встречаю две натянутые улыбки, ярко демонстрирующие, что их владельцам глубоко плевать на моё мнение. Что только злит ещё больше. Но высказаться более развёрнуто я не успеваю. К нам подходит мама, улыбаясь не менее фальшиво чем эти двое, на которых смотрю.

— Дочь, на пару слов… — мягко, но в то же время настойчиво, проговаривает она.

Подхватывает меня под локоть и насильно тащит в сторону калитки, после чего мы обе выходим за пределы двора.

— Ты что вытворяешь, Жень? — начинает женщина тихим шипением. — Твой муж ни слова мне не сказал, как мы сюда явились, но по его виду и так всё понятно. Даже идти сюда изначально не хотел, когда я его позвала… Правда теперь понятно почему… У вас не ладится? Ты ему так мстишь за то, что мы тебя заставили сюда приехать? Не находишь, что использовать Артёма для этих целей — это уже чересчур?

Ведёшь себя, как… — так и не договаривает, неприязненно поджимая губы.

А я просто стою и молча смотрю на неё, невольно размышляя о том, что, конкретно в данных обстоятельствах совсем не узнаю её. За всю мою жизнь она ни разу не читала нотации и уж тем более не лезла в личную жизнь.