Без аккомпанемента - страница 26
К. коротко улыбнулся и сказал:
— Ну-ну, довольно!
Он произнес это так, словно одергивал расшалившегося щенка. И как только он это сказал, мой поступок стал выглядеть невероятно глупым и неуместным.
Я моментально улыбнулась в ответ. Вот, собственно, и все, что между нами было. Желая навсегда стереть из памяти этот случай, мы пошли дальше под одним зонтиком, подшучивая друг над другом и обсуждая погоду.
Он поцеловал меня только один раз. Мы стояли недалеко от реки Хиросэгава, под пронизывающим северным ветром, и К. боязливо ткнулся в меня губами.
Его поцелуй показался мне до смешного неумелым. Я даже подумала, может быть, он вообще поцеловал девушку первый раз в жизни. А после этого он сказал: «Прости, Кёко».
Странно, но когда он произнес эти слова, я тут же поняла, что за этим последует. К. привлек меня к себе и, прижимаясь щекой к моим растрепавшимся на ветру волосам, глуховатым голосом сказал:
— Я полюбил другую…
Я не знала, что нужно делать в таком случае: засыпать его вопросами или же молча отстраниться, сказать «до свидания» и уйти. В растерянности я просто застыла на месте и стояла так долго-долго.
Он за все это время тоже не пошевелился. Обнявшись, мы стояли неподвижно, словно каменные.
Через некоторое время К. заговорил отрывистыми фразами:
— Она живет в Токио. На три года старше меня. Учится в университете. Я там помогал немного, когда у них факультеты запирали, чтобы студентов не пускать… Вот так и познакомились.
Слегка наклонившись вбок, я выбралась из его объятий. У меня было странное чувство: с одной стороны грустно, а с другой — словно камень с души свалился. Но ни злости, ни ревности я не испытывала.
— Ты уезжаешь в Токио? — спросила я.
Он молча кивнул.
— Когда?
— Послезавтра.
Так значит он решил подарить мне последний поцелуй только потому, что через два дня насовсем уезжает в Токио, подумала я, и в этот момент, кажется, начала понимать, кем я была для него все это время. Но я особенно не расстроилась. Разве что почувствовала глубокую, проникающую досаду.
Я пообещала К., что обязательно приду его проводить. У него от этих слов глаза на лоб полезли. Поди ждал, что я начну изводить его: рыдать, сыпать упреками. В общем, я бы и заплакала, если бы мне захотелось. Но в тот момент я совершенно не была настроена рвать на себе волосы.
Через два дня, ранним утром я пришла на Сэндайский вокзал, чтобы проводить К. Сыпал мелкий снег, и на вокзале было очень холодно. Сложив ладони, мы грели друг другу окоченевшие руки. Когда его скорый поезд скрылся из виду, я чуть-чуть всплакнула.
За то время, что мы были вместе, К. несколько раз говорил мне, что «подрабатывает обмывкой трупов». Сейчас я почти уверена, что он придумал эту отговорку для того, чтобы не встречаться со мной. Но в то время я была настолько наивной, что принимала это за чистую монету.
По Сэндаю тогда ходили очень странные слухи. Будто неопознанные трупы солдат, погибших на вьетнамской войне, в обстановке строжайшей секретности привозят в Японию, чтобы потом использовать в анатомичке университета Тохоку для обучения студентов-медиков. А еще мне рассказывали, что для обмывки этих перепачканных кровью и гноем трупов требуются люди, нуждающиеся в дополнительном приработке, и те, кого берут на эту работу, получают за каждый труп аж десять тысяч иен… Нельзя забывать, что речь идет о времени, когда на обычной почасовой работе можно было сделать около полутора тысяч иен в день. Поговаривали, что многие нищие студенты и активисты, которые собирали деньги в фонды борьбы, привлеченные такой невероятной суммой, подряжались мыть покойников.
Так что я была почти уверена, что К. и в самом деле моет трупы. Каждый раз после такой работы он примерно неделю отказывался со мной встречаться под предлогом того, что весь провонял мертвечиной. Разумеется, такой работы, как обмывка трупов солдат, погибших на вьетнамской войне, в принципе существовать не могло, но меня его объяснения устраивали, и я ему не перечила. Наверное, именно в это время он и мотался в Токио на свидания к своей великовозрастной студентке.