Без четвертой стены - страница 8

стр.

Брак с Красновидовым поднял ее в собственных глазах, жизнь стала ярче, значительней, казалось, ей хватало уже того, что она могла преклоняться перед талантом мужа, гордилась им, довольствовалась даже тем, что была лишь его отражением. Однако личный и духовный мир ее почти не изменился, она замкнулась в рамках семейной жизни и не заметила, как отгородилась и от театра и от самого Красновидова. Она по-своему любила театр, но и безотчетно предавала его, а Красновидов был слишком далек от семейных и душевных дел, отдавал театру все свое время, силы, мысли. Театр был его домом, его семьей. Этого главного Ангелина воспринять не смогла. И ей стало трудно. А с Томским, оказывается, было легко и беспечно. Жить с таким, как Красновидов, — недостаточно быть только женщиной: он сложный, нетерпеливый, его бросает в разные стороны. Ищет, находит, теряет. Что сегодня кажется верным, завтра никуда не годится. Он вечно неспокоен, вечно чем-то недоволен: ночь напролет может обсуждать какую-то безделицу, а утром кричит: «Нашел! Так вот где собака зарыта». Но Лине не понять ни того, что он нашел, ни того, где зарыта собака. Это ее нервировало, сбивало с толку. И отчуждало. Вот тогда вспоминался Томский со своим «куда нам до Красновидова, парит, из кожи вон лезет». Так и жила. Преклоняясь, глубоко не вникала — перед чем преклоняется.

Дверь распахнулась. В палату вошла Стрелка.

— Как себя чувствуете, больной? Лучше?

— Гораздо лучше. Ваш совет думать о хорошем совсем привел меня в чувство.

— Вот видите! Хорошие мысли поднимают тонус. А к вам гости. Врач разрешил ненадолго. Мужчина и женщина.

— Вот как? Что ж, встретим, — Красновидов оживился и попросил санитарку причесать его.

Пришли Ангелина Потаповна и артист Валдаев.

— Профессор сказал, что организм у тебя богатырский, а сердце титана, — Ангелина Потаповна присела на кровать и положила ладонь ему на лоб.

Красновидов смекнул, что Лина приврала, профессор таких слов не говорил, это факт, слова были совсем другие и не такие оптимистичные.

— Почему ты не приходила?

— Я… — начала было Лина. — Ты разве-е… — но спохватилась, сказала что-то несуразное и запнулась. — Я привела Виктора Ивановича, видишь?

— Вижу. Здравствуй, Виктор.

Валдаев принес Олегу пакет с яблоками и, конечно, рассказал, как просил продавца положить самых лучших, что они предназначены больному, да еще известному артисту.

— Ты бы, Виктор, еще доложил продавцу, что у меня сердце титана и что дед мой был бурлаком, двух метров высоты, дожил до ста девяти лет, кочергу свертывал петлей и имел семнадцать детей.

Лина всплеснула руками:

— Этих подробностей не знаю даже я. Вот ты, оказывается, в кого.

— А ты не суй носа в мужские разговоры. — Красновидов усадил Лину на койку, слабой еще рукой обнял. — Ты похудела, можно нащупать ребрышки. И стала еще стройней, это хорошо. Что нового?

— Привет тебе от Лежнева, от Могилевской, ну и вообще от всех.

— Спасибо всем. Какие еще новости? — Он неохотно, почти насильно заставил себя спросить о делах театра.

Валдаев рассказал ему подробности расследования причин пожара, которые он узнал от начальника отдела кадров. Все трое погоревали, посокрушались. Потом вошел врач и объявил, что визит закончен, больному нужен покой.


Прошел месяц, а разбирательство причин пожара еще не закончилось. Почти полное отсутствие документации усложняло дело.

Актеров допрашивать очень трудно. Они словоохотливы, откровенны, но путаники страшные. Подозрения на принадлежность к преступлению высказывались самые несусветные. И хотя все старались помочь найти виновника пожара, получалось так, что в ворохе следственных процедур этот главный вопрос растворился во всевозможных побочных причинах.

А может быть, они-то и были основными?

Расследование установило, что руководство в последнее время фактически потеряло над театром управление; вся цеховая работа шла самотеком. Какое это имеет отношение к пожару? Считали, что прямое. Халатность в целом приводит к халатности в частностях. Слабый инструктаж пожарных. Коменданта часто встречали в нетрезвом виде. Начальник производственных цехов не следил за исполнением правил безопасности труда. Рубильник на общий свет, который после часу ночи выключался дежурными по театру, находился под личным контролем заместителя директора по хозяйственной части… Длинная цепь из многих звеньев, и во всех звеньях можно найти изъян.