Без разницы - страница 4

Встречающие уставились на голых женщин. Во всей этой неподвижной сцене виделось что-то фашистское. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем поднялся первый объектив.

Голос Мамы зазвучала твёрдо и громко — чуть менее строго, чем обычно:

— Все равны перед законом!

— Долой злых байкеров! — истошно заорала Кукушка.

Дочка помутневшими глазами уставилась в одну из камер и на чистом английском, мягко коверкая русскую фамилию, стала кричать и дёргать плакатом в такт своим словам:

— Free Yuri Antonov! Free Yuri Antonov!

Свет от камер подсвечивал её, словно статую Родины-матери, и блестел на золотом кулоне посреди груди.

— Да им без разницы, — громко сказал кто-то в толпе.

Засмотревшись на фигуру девушки в центре, журналисты упустили из виду человека с большой свитой. Он шёл важной походкой, гладя прямо перед собой и даже не заметил скандирующих женщин. Так не замечают каждый бегущий мимо телеграфный столб. Некоторые побежали его догонять, чтобы сфотографировать хотя бы в профиль.

Дождавшись команды, люди в погонах выскочили со всех сторон, проталкиваясь между людей и придерживая фуражки. Кукушка, только заметив это, побежала прочь зигзагами, всё ещё держа плакат над головой. Увидев это, Бомба бросила свой плакат и побежала в другую сторону. Мама глянула на них, плюнула, свернула ватман и побежала вслед за Бомбой. Вслед за ними, коснувшись Дочки жёсткой формой, пробежали двое мужчин.

В этот момент от свиты, всё ещё выходящей из дверей, отделяется человек в дорогом костюме. Он приближается к Дочке и хмуро спрашивает:

— Светлана, всё нормально?

Девушка от неожиданности роняет плакат, и его несёт куда-то тёплым ветром из автоматических дверей.

— Деньги нужны? — человек достаёт бумажник и вынимает пачку долларов.

Девушка покрывается красноватыми пятнами, только теперь ощутив себя голой. Она задыхается:

— Что… что ты здесь делаешь, па-папа?

— Работаю я, Светлана. Работаю. Ты, я так понимаю, тоже. В общем, маме позвони — три месяца тебя не слышно.

Человек поворачивается и идёт к выходу. Дочка прикрывается тонкими руками от камер, которые придвигаются всё ближе, — ещё пара минут, и они объективами присосутся к её коже. Она скрестила ноги, прижала между ними узкие зеленоватые купюры, и они дрожат в её руке, как дорогой цветок.

Человек возвращается. Снимает дорогой пиджак и набрасывает Дочке на плечи. Под неожиданной тяжестью девушка падает вперёд, и человек обнимает её, скрывает её голову среди своих рук. Лицо её теряется где-то в складках голубой рубашки.

— Ничего, ничего, Светлана. Прорвёмся, — тихо говорит ей человек, а за его спиной щёлкают фотокамеры.

Первый, пока ещё неуверенный голос прорывается через механическую трескотню:

— Генерал, а что вы делали в Сомали?