Без разницы - страница 3
— Так, Дочка! — Мама дала лёгкий подзатыльник Кукушке. — Эта встанет слева от тебя, Бомба — справа.
Женщина в камуфляже подмигнула Дочке и подняла большой палец.
— По оплате, — продолжала Мама. — Так как ты в центре, тебе пятьсот. Остальным в строю — по триста. Поддержка — по сто пятьдесят. Ты между ног побрить не забыла?
В зеркале заднего вида показались глаза водителя. Дочка густо покраснела и поджала губы. Машина затормозила так резко, что кто-то из женщин вскрикнул.
— Сударыни! — раздался спереди насмешливый мужской голос. — Вы на базе.
***
В зале аэропорта звуков почти не слышно. Встречающие почти перестали двигаться и разговаривают очень тихо, как будто просто шевелят губами возле чужого уха. Время от времени автоматические двери шуршат и разъезжаются, но из них никто не выходит — только тёплый ветер шевелит на стойках бесплатные газеты. Таксисты, помахивая ключами, осматривают территорию. Затишье между рейсами.
Мама, всё такая же сосредоточенная, как утром, пытается занять своих женщин, которые при каждом удобном случае начинают зевать:
— Селёдка, смени Сову возле табло. Рыся, принеси кофе.
Репортёр, увешанный фотоаппаратами и объективами, бессмысленно шляется возле женщин.
— За что сегодня боремся? — спрашивает он без интонации. Женщины даже не удостоили его взглядом.
Репортёр развернул один из плакатов и хмыкнул:
— А с этим-то что?
— Ты что, не слышал? — Мама заметно занервничала, смотрит на табло прилётов.
— Нет. Я уже лет двадцать пять о нём не слышал. Канул, как говорится, человек…
— Это не тот Антонов, тупица. Молодой пацан, в сизо сидит ни за что. Студент, кажется, ещё.
— Ммм… — промычал репортёр, выставив нижнюю губу. — Я не знаю такого…
Он не успел договорить, как всё вокруг зашевелилось.
Раздался женский крик: «Идёт! Идёт! Наш!» — и Мама вскочила с места, как на пружине. Бомба тут же начала снимать свой камуфляж: ботинки, куртку, брюки. Под одеждой она оказалась белой, с чуть розоватым отливом.
Кукушка, успевшая раздеться догола, бежала к ним и махала руками. Полные груди Кукушки прыгали беспорядочно, ни под кого не подстраиваясь; большие пальцы на ногах оттопыривались вверх при каждом босом шаге. На полпути она развернулась и побежала обратно.
Женщина, ещё минуту назад бывшая в камуфляже, уже снимала с себя советское бельё и, заломив за спину руки, чтобы расстегнуть огромный, как два парашюта, лифчик, грустно посмотрела на Дочку.
Окрик Мамы:
— Дочка, чё ты стоишь? Работаем! — Дочка вздрогнула и скинула пиджак, футболку, туфли, джинсы.
Приближался тяжёлый стук каблуков Кукушки. Дочка запуталась в трусах и прыгала на одной ноге, а Мама давала последние указания:
— Не дёргаемся. Стоим до последнего — пока не запихнут в бобик. И чтобы никто не бегал тут по залу, фотографам снимать неудобно. Скандируем: «Свободу Юрию Антонову! Нет злым рокерам!» Всё понятно? — она всё ещё была в лифчике самого маленького размера. Все трое уставились на него.
Мама хлопнула в ладоши:
— Погнали, девки!
И они зашагали. Кукушка отбивала каблуками ритм, Бомба давала басы большими пятками, Дочка едва слышно шелестела итальянскими подошвами. По пути Кукушка успела прихлопнуть Дочку по спине и шепнуть: «А ты ничё! Соски торчком!» — и дружелюбно улыбнуться. А Дочка переставляла негнущиеся ноги, помогая себе негнущимися руками, и смотрела только прямо пред собой.
Уже обходя скопление телевизионных камер, Дочка вдруг вспомнила вслух:
— Волосы не поправила! — и собралась бежать обратно.
— Да ты охренела, что ли? — зарычала шёпотом Мама прямо у неё за спиной. — А ну греби вперёд!
И пошли дальше.
Обойдя охранников и репортёров, выстроились в шеренгу наискось к проходу. Слева от Дочки встала Кукушка — она подняла свой плакат, и подмышки у неё заблестели. Справа оказалась Бомба, которая оказалась ещё ниже, чем была в ботинках. Её подмышки поросли сединой и никак не сочетались с чёрными густыми волосами на голове. Ещё дальше вправо стояла Мама. Она была раздета только по пояс, спортивные штаны подтянуты до пупа. На груди у неё не выделялось ничего, кроме двух больших сосков. Глаза закрывал козырёк бейсболки. Плакат она держала прямо перед собой, с силой натянув бумагу. Вены на её руках вздулись от напряжения.